Она на мгновение задумалась.

— Вообще-то Гарольд говорил это довольно часто. И у моих зятьев были случаи упомянуть об этом раз-другой, не говоря уже о мистере Огилви. Пожалуй, я предпочитаю «слегка того». А что именно это означает?

Он пропустил мимо ушей ее попытку отвлечь его.

— Птица принадлежит герцогу. Вы не можете забрать ее. Это воровство. Просто скажите мне, где она спрятана, и я, позабочусь, чтобы она была возвращена.

Джослин в ответ лучезарно улыбнулась.

— Природа никому не принадлежит, сэр.

Он заморгал, словно до него только что дошло, что она и в самом деле туповата, — реакция, к которой она давно привыкла. Чтобы не дать разгневанным членам семьи и посторонним убить несчастного Ричарда и его птиц, она научилась изображать беспомощность. Обычно они переставали орать, когда она адресовала им открытые простодушные улыбки и милые мольбы.

К несчастью, мистер Монтегю быстро пришел в себя. Он наклонился, схватил Джослин за руку и поднял на ноги, напугав маму-кошку.

— Большего бреда я не слышал за всю неделю, а я наслушался его предостаточно. Где птица?

— Послушайте, сэр, вы испортите мою накидку.

Наверное, ей следовало бояться. С таким ярко выраженным мужским началом ей еще не приходилось сталкиваться. От него пахло не парфюмом или помадой для волос, а мужчиной. Руки его не были вежливой поддержкой джентльмена. Она ощущала его страстную решимость, но не верила, что он может причинить ей вред из-за птицы.

— Желаете, чтобы я позвал свидетелей? — угрожающе спросил он. — Что скажет леди Белл, если нас обнаружат здесь одних, на рассвете?

Джослин задумчиво склонила голову набок.

— О, что-нибудь лаконичное и остроумное вроде «рыбак рыбака видит издалека» или «осадок падает на самое дно».

Ей показалось, что она почти уловила, как дернулся уголок его губ, и душа ее наполнилась совершенно не оправданной гордостью. Ей и в самом деле стоило бы беспокоиться о своей репутации, но он младший сын сельского барона, а она до недавнего времени была не более чем обедневшей дочерью покойного виконта. Их семьи принадлежат к знати, но не имеют большого веса в обществе.

Но леди Белден проявила к ней небывалую доброту и щедрость, и Джослин очень старалась не разочаровать свою хозяйку. Она положила котенка и вышла из стойла, чтобы кошка перестала беспокоиться.

— Чем скандалить, лучше объясните ваш внезапный интерес к полумертвой старой птице.

— Лично я с удовольствием свернул бы шею этому облезлому сквернослову, но Огилви назначил награду в тысячу фунтов за его возвращение, а мне нужны наличные.

— Ваша мать сказала, что вы отказались от покупки патента! — в испуге воскликнула Джослин. — Вас серьезно ранили. Было бы самоубийством вернуться на поле боя.

Блейк Монтегю оскалил крепкие белые зубы и потащил ее мимо стойл.

— Это без конца талдычит мне все мое семейство, благодарю. Мои дела вас не касаются. А теперь скажите мне, в котором из стойл эта чертова птица, или я открою их все.

— Тогда, надеюсь, вы получите удовольствие, гоняясь за герцогскими лошадьми, ~ весело парировала Джослин.

Монтегю, бросив на нее раздраженный взгляд, достал из-под плаща пистолет, и прицелился в багажную повозку, которая была отчетливо видна через двери конюшни.

— Что, если я стану стрелять по этим коробкам?

Джослин взвизгнула, дернула его руку вниз, и слабый спусковой механизм дорогого пистолета сработал.

Охваченная ужасом, Джослин зажала рот рукой, чтобы не закричать, когда Монтегю поднял ногу в сапоге с дымящейся дырой на месте большого пальца.

— О Боже, у вас течет кровь! Надо снять сапог.

Чуть не плачущая смертоносная блондинка плюхнулась на колени на грязный пол конюшни рядом с Блейком и попыталась стащить с него простреленный сапог.

Блейк поверить не мог, что эта Венера с куриными мозгами имела дерзость и невообразимую глупость присутствовать на дуэли с намерением слямзить чертову птицу и уж тем паче подстрелить его. И если он не ошибается, мисс Каррингтон вот-вот лишится чувств, глядя на его раны.

Он тоже был не в восторге от вида собственной крови, вытекающей из дымящейся дырки.

— Никогда нельзя носить заряженный пистолет! — всхлипнула она, стоя на коленях и пытаясь стащить с него сапог.

Он проклинал накидку, которая мешала ему лучше видеть роскошную грудь.

— Насилие порождает насилие, — продолжала причитать она.

Она потянула сапог с такой силой, что практически повалилась к нему на колени, когда он отдернул ногу от резкой боли. Быстро восстановив равновесие, она неуклюже опустилась на колени рядом и вгляделась в него своими фиалковыми глазами в обрамлении длинных ресниц, почти скрытых нелепой фривольной шляпкой. Одни только эти глаза могли поставить сильного мужчину на колени.

Дурацкое перо на шляпе обрамляло лицо в форме сердечка, хорошенький курносый носик, мягкие белокурые локоны и чувственный рот, предназначенный специально для того, чтобы погубить его.

— Оставьте сапог в покое, — приказал Блейк, с трудом сдержав сгон как от бессмысленности своей реакции на какую-то вертихвостку, так и от пульсации в раненом пальце.

Она стояла слишком близко для его душевного спокойствия. Он оттолкнул ее руки и попытался ослабить давление на раненый палец.

— Вам никто никогда не говорил, что следует держаться подальше от мужчин с оружием? — проворчал он лишь для того, чтобы воздержаться от всех известных ему проклятий и ругательств.

— Джентльмены обычно не размахивают оружием в моем присутствии, — возразила она, оправившись от того легкого раскаяния, которое испытала, хотя на всякий случай вытерла уголок глаза. — Дайте мне ваш шейный платок, сделаю перевязку.

— Рана поверхностная. Перевязка не нужна.

По правде говоря, у него было такое чувство, будто он отстрелил палец, но он не мог вытащить ногу, чтобы посмотреть. Он отвел взгляд от своего дымящегося сапога и встретился с ее глазами, уголки которых были восхитительно приподняты, когда она сердито посмотрела на него, но наконец-то проявила малую толику здравомыслия, не став возражать.

— Вы не истечете кровью, если я сбегаю домой за помощью? — спросила она.

— Предпочитаю слушать ваш щебет.

Блейк ненавидел вид крови, особенно собственной, но подумал, что это лучше, чем разглядывать пустоголовую Венеру, которая была перед ним.

Он, наконец, стащил сапог и стал ждать, когда она уйдет, чтобы снять чулок. На первый взгляд все вы глядело так, будто пуля едва задела палец, но кровь пропитала ткань и растеклась повсюду. Он предпочел бы не оскорблять ее этим зрелищем.

— Я отнюдь не намерена ранить, помимо пальца, еще и вашу гордость.