На первой картине у меня была кошачья голова (но мои чертыугадывались), на второй моя голова на кошачьем теле. Кто-то робко назвалКостаса русским Сальвадором Дали. И понеслось… К сожалению, муж, работая какпроклятый, подорвал свое здоровье, чему способствовала и неумеренная тяга кспиртному, и скончался в апофеозе славы.

Это я к тому, что на момент встречи с Борисом у меня имелсяопыт общения с гениями, причем Костасом он не ограничивался. Первый мой муж —итальянец — до сих пор безумно популярен на своей родине, хотя и умерпятнадцать лет назад. Мы познакомились в Питере, куда Антонио прибыл нагастроли в составе ансамбля итальянской поп-звезды.

Этому крикливому певцу он, кстати, страшно завидовал. Мне вто время только что исполнилось восемнадцать, я была романтична, глупа, мечталажить за границей и могла влюбиться в кого попало, а тут все-таки музыкант. Нашроман был бурным, по-итальянски темпераментным и закончился свадьбой. Он увезменя в Рим, и я смогла убедиться, что мои мечты о загранице не имеют ничегообщего с действительностью.

Дабы не умереть от скуки, а заодно и от голода (муж вскореушел от звезды, обозвав того бездарем и занудой), и вспомнив, что за плечами уменя музыкальная школа, я начала петь в захудалом ресторанчике по соседству снашим домом. Антонио по доброте душевной написал для меня несколько песенок,чтобы разнообразить мой репертуар. Песенки неожиданно понравились. Потом меняуслышал музыкальный продюсер, бог знает как оказавшийся в нашем заведении.Последовал невероятный поворот судьбы, и мой муж в одночасье стал знаменитым.

Звезды выпрашивали у него песни, звукозаписывающие студиирвали на части, а он на пути к вершине славы внезапно утонул в ванне. Сел вхолодную воду с желанием протрезветь, но вместо этого уснул и захлебнулся. Я вто время находилась в Милане и не могла при всем желании вытащить его из ванны.Знал бы он, какая слава ждала его впереди, поостерегся бы трезветь подобнымобразом и просто вставал бы под холодный душ.

Похоронив мужа, я, порывшись в его бумагах, обнаружила ещесемь очень неплохих мелодий. Я продала их с большой для себя выгодой ивернулась на родину, решив, что в Италии, по большому счету, делать мне нечего.

Родина встретила меня ласково: вдова известного итальянскогокомпозитора и сама почти певица.

При желании я бы могла сделать неплохую карьеру, но желанияу меня не было. Я искала спутника жизни и мечтала о женском счастье (сказать поправде, нашу жизнь с первым мужем назвать счастливой можно было лишь в приступебелой горячки).

Претендентов на мою руку и сердце было множество, но как-тоне верилось, что кто-то из них в самом деле меня осчастливит. Однихинтересовали мои деньги, других неземная красота. И те и другие намеревалисьпопользоваться, а мне хотелось, чтобы меня носили на руках.

Вот тут-то и появился Костас, его привел ко мне в гости одинмой знакомый поэт. Костас уничтожил все продуктовые запасы в моем холодильникеи между делом научил меня смешивать краски. Я была ему благодарна и вскоревышла за него замуж. Потом он сделался знаменит, запил и умер, а я вновьзадумалась о женском счастье.

К тому моменту я была очень богатой женщиной и мне следовалособлюдать осторожность, потому что аферистов, как известно, пруд пруди, а мынастолько беспомощны, когда речь заходит о чувствах… Многие кандидатуры были снегодованием отвергнуты мною. Бизнесмены и политики меня пугали, душастремилась к людям творческим, и тут Борис Петрович Артемьев попал под колесамоей машины.

Произошло это поздней осенью в десять часов вечера. Фонари впереулке отсутствовали, а Борис Петрович игнорировал светофор и к тому жепереходил дорогу в неположенном месте. В результате заметила я его слишкомпоздно. Я затормозила, отчаянно взвизгнув. Он метнулся, точно испуганный заяц,но все равно его бедро пришло в соприкосновение с крылом моей машины. Он рухнулна асфальт.

Я выскочила из машины. Борис Петрович стонал, но в больницуехать отказался наотрез. В результате я привезла его к себе, где мы ипознакомились.

Борис влюбился в меня с первого взгляда. По крайней мере, онне раз заявлял об этом в своих многочисленных интервью. Не берусь утверждать,но точно помню, что мою квартиру после происшествия в переулке он покидалкрайне неохотно, ближе к вечеру следующего дня. За это время он успел триждыпокушать, принять ванну, выспаться и рассказать мне историю своей жизни. В нейбыло много страданий и завистников. Я прониклась сочувствием, тем более чтоБорис Петрович без конца потирал поврежденное бедро и морщился. Через день онпришел опять, сообщив, что обнаружил во мне родственную душу. Согласитесь,такое происходит не часто. Потом он стал захаживать ежедневно и вскоре ужепрактически не покидал моей квартиры — должно быть, из-за боязни, что назад яего не пущу. Но я была далека от этого. Стоя возле камина с кружкой горячегоглинтвейна, Борис Петрович сообщил, что намерен взяться за роман, что ивыполнил буквально на следующее утро, то есть позавтракал и взялся.

Процесс увлек не только его, но и меня, роман был написан врекордные сроки: двадцать семь дней.

Потом еще три месяца Борис Петрович, как он выразился, егоотшлифовывал и наконец-то отнес в издательство. Рукопись приняли и вскоренапечатали. Книга стала бестселлером, а Борис Петрович уверенно устремился квершинам славы. Но перед этим сделал мне предложение. Мы обвенчались в сельскойцеркви на родине Артемьева и восемь лет прожили душа в душу, хотя, не выдержавбремени счастья, Борис Петрович начал употреблять, увлекаясь алкоголем всебольше и больше. Но я к этому относилась с пониманием, и данное обстоятельстворазлад в семью не внесло.

Однако моя забота все же не спасла Артемьева от безвременнойкончины, которая произошла год назад. И теперь мы с Софьей прикидывали, скольконароду прибудет завтра, чтобы подготовиться, не ударить в грязь лицом идостойно помянуть покойного.

— Шампанское вряд ли понадобится, — заметилаСофья, качая ногой и играя шлепанцем. По причине жары она была в шортах, майке,смешной шапочке с ушками из пластмассы. Наряд совершенно нелепый, но он оченьнравился Софье, а Софья нравилась мне.

Она считалась моим секретарем, но была подругой, хотя иработы ей хватало. Наследство, доставшееся мне от трех мужей, требоваловнимания. Авторские права Артемьева перешли ко мне, издательства умолялипередать им рукописи, которые муж практически закончил. В общем, голова пухлаот множества дел, и обойтись без Софьи было невозможно.

Она жила в нашем доме, потому что семьи у нее не было и онане собиралась ею обзаводиться. Сейчас, разглядывая ее, я вдруг поняла, что онаспятила: красивой молодой женщине стоило подумать…

Впрочем, у нее было столько романов, что недостаток в любвиона вряд ли испытывала, а семья.., в конце концов, у нее есть я, а у меня естьона. Совсем неплохо, если вдуматься.