Дверь распахнулась, и на пороге появилась молоденькая девица— растрепанная и несчастная. Глаза у нее были огромные и дикие, а к груди онаприжимала младенца в цветастых ползунках и чепце с оборками.

— Лай… Лай… — начала девица, пытаясь отдышаться.

— Спокойно, мамаша, — сказала ревизорша. — Ненадо нервничать.

— Да я… Да вот… Я так торопилась…

— Такое впечатление, — встрял Шепотков, — чтовы бежали по дикому лесу и за вами гнались дровосеки. Ну, что вы стали какизваяние? Все в порядке, волноваться нечего. Несите своего ребеночка домой, мытут сами разберемся.

— Это не мой ребеночек! — воскликнула девица, и втот же миг Лайма ее узнала.

Девчонку звали Олесей, и служила она нянькой у Лайминойподруги Сони Кисличенко. На руках у няньки, без сомнения, сидел десятимесячныйПетя, Сонин сын.

— Олеся, это ты! — испугалась Лайма. — Чтослучилось? Что с Соней?

— Софья Аркадьевна куда-то подевалась. Исчезлаона, — выпалила девица, и крупные слезы покатились по ее пухлым щекам иобкапали ребенка. — Ее уже третий день как нету. А у меня билет на поезд,я к мамке собралась. Мамка меня встречать будет, как же я не приеду? Я уж исумку сложила, и гостинцев понакупила, а хозяйка-то все не приходит и неприходит.

— И ты только сейчас об этом говоришь? — ахнулаЛайма. — Уже три дня прошло!

— Откуда я знаю, почему ее нет, — немедленноощетинилась девчонка, и слезы высохли на ее молодых щеках как по мановениюволшебной палочки. — Она, может, по личным делам отсутствует. Уходила, всяиз себя накрасилась и начесалась. — Олеся подошла поближе и сунулапухлощекого ребенка Лайме. Понизила голос и добавила:

— Папашу Петенькиного Софья Аркадьевна собираласьоповестить о том, что он — папаша. Он вроде как не в курсе был. Она говорила:«Трудно мне, Олесенька, одной сыночка поднимать. Не вытяну. Пусть этот негодяйтоже впрягается».

Лайма сомневалась, что Соня выразила свою мысль именнотакими словами, но сейчас ее меньше всего интересовали частности.

— Ты кому-нибудь сообщила? — спросила она,легонько подбрасывая упитанного Петю, который подозрительно сопел у нее наруках.

— Да кому ж сообщать? — удивилась нянька. — УСофьи Аркадьевны мамы-папы под боком нет, она сама говорила, что далеконько всяее родня, аж в Сибири.

— Почему же ты мне не позвонила? — не унималасьЛайма. — Трое суток!

— Дак… Телефонную книжку я найти не могла, весь домперерыла. А мне уж ехать! Тут я и вспомнила, как мы однажды мимо этогокультурного дома проходили, а Софья Аркадьевна и говорит — вот тут моя подругаработает, Лайма. Ну, я вас в лицо-то пару раз видела и решила, что запростоотыщу. Петеньку в коляску положила — и бегом сюда. Ключи от квартиры вот…

Она шмякнула на стол связку ключей и посмотрела на Лайму сопаской — не воспротивится ли?

— Ты не можешь так уехать! — запротестовалата. — Надо пойти в милицию.

— Чевой-то не могу?! — завопила девчонка,наверняка ожидавшая возражений. — У меня и сумка собранная. Там стоит,возле коляски, у вахтера. В ней гостинцы и билет! Мамка меня будет ждать исестры…

— Адрес свой оставьте, — встряла ревизорша. —Если что, вас милиция сама найдет. — Потом высунулась в распахнутую дверь,прислушалась и пробормотала:

— Все еще шумят.

— Надо поглядеть, как там этот дурень Яша, —оживился Шепотков. — Прыгнул или все еще на краю крыши топчется?

Ему совершенно точно не хотелось находиться в одной комнатес младенцем, а тем более, брать на себя ответственность за его судьбу. Поэтомуон скоренько ретировался, а сумрачные ревизоры последовали за ним. Девчонкатоже попятилась, приговаривая:

— Адрес я вот тут написала, на бумажке… Я ж не дура,знала, что спросите. А в милицию мне зачем? Софья Аркадьевна ушла, ничего несообщила… И когда придет, не сообщила. И не звонила даже. А больше я ничего незнаю. Так что в милицию мне ни к чему…

— Подожди! — крикнула Софья, пытаясь устроитьсопящего Петю поудобнее. Он был тяжелый, как мешок с камнями, и норовилвыскользнуть из рук.

Однако зря она кричала — девчонка улетучилась, словно дымок,подхваченный ветром. И даже дверь за собой захлопнула. Лайма не успела толкомрастеряться, как в кабинет снова кто-то постучал. Через минуту на порогевозникла сдобная толстуха, преисполненная горя.

— Все кончено, — сообщила она трагическим тоном ивытерла тыльной стороной ладони заплаканные глаза. — Яша сдох.

Лайма так изумилась, что едва не выронила ребенка.

— Простите… — пробормотала она. — Как — сдох?Умер?

— Умер, — подтвердила толстуха. — Скажите,как я буду без него?

Она упала на ближайший стул и принялась раскачиваться,словно шаман, творящий заклинание.

— Неужели пожарные не успели?

— Что могут сделать пожарные в такой ситуации?

— Господи! — воскликнула Лайма. — Мне такжаль.

— Мне тоже жаль, — простонала толстуха. — Мойдорогой, любимый Яша! От него остались только усы… — она заплакала. — Усыи хвост…

— Хвост? — изумилась Лайма. — Простите… Какойхвост? У Якова Семеновича был хвост?

— Почему вы называете мою крысу по отчеству? —вскинула голову толстуха. — Он был просто Яшкой. И его съели прямо назаседании клуба. Он выбежал из клетки, — пояснила она. — А тут кот.Серая скотина! Я и пикнуть не успела, как он вцепился в Яшу и потащил…

Лайма тоже села на стул. Ребенок принялся обсасывать ниткуискусственного жемчуга, обвивавшего ее шею. Она машинально отобрала бусы, тогдаПетька набрал в грудь воздуха и завопил так, что прибывшие к зданию центра милиционерынемедленно вооружились.

— Тю-тю-тю, Петенька, не плачь! Сейчас будем искатьтвою маму!

Лайма вскочила на ноги и начала расхаживать по кабинету,легонько потряхивая мальчишку. Перспектива ухаживать за ним в ближайшее времяпугала ее невероятно. Все друзья и знакомые считали, что для Лаймы несуществует неразрешимых ситуаций, что она сильная и храбрая. Лайма гордиласьэтим. Но младенец! Перед младенцем она ощущала подлинный трепет. Одно неловкоедвижение — и ему вполне можно что-нибудь отдавить или отломить. Ужас.

Толстуха, у которой съели любимую крысу, наконец ушла. Когдаона открыла дверь, Лайма увидела, что перед входом в центр стоит пожарнаямашина и бегают спасатели в жилетах. Судя по всему, Якову Семеновичу так и неудалось сигануть вниз.

Ребенок тем временем продолжал вопить, и Лайма окончательноразнервничалась. Она решила, что нужно срочно звонить в милицию. Чтобы Сонябросила свое чадо на целых три дня? Невероятно. Она была не из тех мамаш,которые пускаются в долгие загулы. Ах, если бы эта дурочка Олеся пришла к нейраньше! Три дня… С Соней наверняка что-то случилось. Может быть, она вбольнице? Без сознания?