— И не подумаю.

Люда открыла рот, а её глаза растеряно забегали в разные стороны. Как же Маша не понимает, какую смуту сеет среди девочек! Ведь ей будут завидовать, а завидовать — значит, злиться, а зло оно ясно куда ведёт.

— Хорошо, давай я тебе помогу перестелить, — примирительно улыбнулась Новосёлова и двинулась вперёд. — Или вообще сама всё сделаю.

— Не стоит, — скрестила руки на груди упрямая Маша. — Я не хочу спать на простыни, на которой спал незнамо кто.

— Почему это незнамо кто?! Может, это я на ней спала! — вдруг встала в позу Ириша.

— Тебе не привыкать. Ты и так девять месяцев живёшь в этом интернате, считай, всё это — и так твой дом.

— Вообще-то я на выходные обратно в Ивановку уезжаю, — обижено буркнула Сидорова, но спорить не стала. Она действительно привыкла учиться в этой деревне, и интернат, в котором всегда было тепло и шумно, не вызывал у неё никакого отторжения.

Люда Новосёлова укоризненно качала головой, пытаясь надавить на совесть Маши. Но та не сдалась и продолжала упрямиться.

— Ладно вам, давайте ложиться, поздно уже, — резковато сказала Лида Козичева. — Валентина Михайловна, наверное, уже дверь закрыла.

В комнате почти всё стихло, только доносилось смутное шуршание из форточки. То ли ветер колыхал молодую листву, то ли возилась под крышей птица. Маша лежала на боку, отвернувшись к стене, и безуспешно пыталась успокоиться. Всё внутри неё ревело, клокотало, ей так и хотелось вцепиться в правильную Люду. И чего она к ней пристала? Мало того, что половину учебного года пыталась взять над ней шефство, так ещё и здесь собирается командовать — в трудовом лагере при колхозе! Кем она себя возомнила?!

Маша вздохнула и перевернулась на другой бок. Ей никак не спалось. Наконец она не выдержала, встала, осмотрела то ли спящих, то ли притворяющихся одноклассниц и осторожно вышла из комнаты.

— Ты куда? — громко шепнула Новосёлова, когда скрипнули петли.

— Спи! — грубо ответила девушка и решительно прикрыла за собой дверь.

В тёмном коридоре пахло сладковатым деревом и нищетой. Отовсюду доносился смех и шушуканье, и только в её мёртвой комнате стояла противная тишина.

— Что-то случилось? — неожиданно рядом возникла учительница Валентина Михайловна Корзухина. Эта была невысокая приятная женщина лет сорока, с маленьким пучком жидких волос и круглыми очками.

— Можно я немного постою на крыльце? — грустно попросила Маша.

— Хочешь, я пойду с тобой? — Женщина подошла ближе и с тревогой посмотрела на ученицу.

— Нет, спасибо, просто хочу побыть на воздухе перед сном.

— Не хочешь ничем поделиться?

— Нет, всё хорошо, — соврала девушка.

— Десять минут, не больше, и я буду закрывать.

Маша выскочила на крыльцо. Раздражение от вечно бдящего комсорга немного поутихло. Валентина Михайловна была на редкость приятной и мягкой женщиной, один её вид вселял уверенность и спокойствие, вот и сейчас короткий разговор немного помог девушке. Она прислонилась к перилам и заставила себя подумать о городе. Где-то там играют струями фонтаны, ездят «москвичи» и «волги», прыгают воздушные балерины и примеряют платья актрисы. Но перед взором лишь село, самое обычное, неприметное, со стареньким кинотеатром, со столовками и замшелым домом культуры… Маша вздохнула. Её лёгкий взгляд пробежался по дороге, перепрыгнул на ветви округлых и разлапистых яблонь и полетел бы дальше по затемнённым кронам, если бы не человек. Высокая фигура замерла между деревьями с застывшей рукой у ствола. По спине девушки пробежал холодок, но ясный ум быстро нашёл объяснения: «Наверное, местный алкаш не может найти себе чекушку… Или чей-то отец пришёл убедиться, что с дочкой всё хорошо… А, может, просто кому-то не спится, вот он и лазит в колхозном саду…»

Темная фигура почему-то стала ближе, но Маша пропустила момент передвижения. Она испуганно дёрнулась и больно ударилась ногой о косяк. Какой-то миг — и чёрный человек вновь оказался на несколько шагов впереди. Окончательно перепугавшись, девушка бросилась в интернат и плотно прикрыла входную дверь. Чего только не померещится в ночи… Наверное, Люда была права — лучше всего лечь спать, ведь завтра ранний подъём и добровольно-принудительная помощь колхозникам.

Глава 2

11 июня 1979, понедельник

— Встаём, ребята, умываемся и в столовую! — заглянула в комнату Валентина Михайловна. Её негромкий голос бодро разлетелся по комнате, но все лишь недовольно заворочались в кроватях. — Давайте-давайте! Не ленитесь! А вечером я сыграю на гитаре.

Как только обещание музыки проникло в сонные сознания, многие вскочили. У учительницы был превосходный голос, чистый, мягкий, он ласкал слух так же, как нежный морской ветер, но пела она не часто, а гитару доставала и того реже.

Два девятых класса, состоящих из девчонок, и два полных восьмых, толпились перед мутными окнами двухэтажного интерната. Ребята нетерпеливо ждали, когда освободятся умывальники, а между тем шумно переговаривались между собой.

— Хорошо бы нас в столовку отправили помогать! — мечтала Варя Киселёва.

— Куда отправят, туда и пойдём, — поучительно вставила Люда, которая внимательно следила за порядком и вмешивалась, если он нарушался.

— Ей лишь бы пожрать, — зло ухмыльнулась Козичева.

— Ты, Лидка, лучше заткнись! — услышала Варя и под густыми веснушками вспыхнула красная кожа. — Чернявка подзаборная!

— Девочки! — осадила комсорг, видя, как наливаются злобой чёрные глаза Лиды. Все хорошо знали, что она дочь доярки и залётного цыгана, и не упускали случая напомнить об этом. Даже несмотря на то, что она круглая отличница и комсомолка. — Мы все ученицы школы номер один! Не забывайте, пожалуйста, об этом.

Маша стояла рядом, но особнячком. Она с интересом слушала происходящее и неосознанно радовалась, что не участвует в этом. Когда Людмила закончила читать нотации нерадивым ученицам, её внимание обратилось на Иванову.

— Маша, — аккуратно начала комсорг, — ты видишь, к чему приводят различия?

— Ну так давай всех одинаково побреем, оденем в гимнастёрки и заставим ходить строем! — рыкнула та и немедленно отошла от Новосёловой. И чего она вечно цепляется?!

Люда не последовала за ней — подошла её очередь умываться.

Толпа школьников во главе с Валентиной Михайловной дружно направилась в контору по освещённой ярким солнцем дороге. На деревьях распевали весёлые птички, кукарекали петухи за загородками, под лопухами прятались пугливые разномастные куры, гоготали гуси, благоухали желтые и белые цветы. На длинном здании из белого кирпича развевался красный флаг, а под ним пестрели алым огромные буквы: «Правление колхоза Заря коммунизма». Железный забор, выкрашенный в ярко-синий, отделял от дороги несколько ухоженных клумб с низкорослыми растениями и смутно наводил на мысль об участке на кладбище. Рядом с конторой находилась небольшая площадка, где ребят уже ожидали. Высокий председатель Константин Петрович,