Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девочки онемели. Они медлительно заправляли кровати, медлительно оборачивались на ссору, медлительно делали всё. Их разум как будто застыл или притворялся.
— Лида, ты же сама говорила, что Маша странная! Так давай поможем ей обрести уверенность?!
— Ты у нас комсорг, тебе и решать, что делать, — неожиданно твёрдо заявила та и мельком переглянулась с Ивановой, которая сняла общественное белье.
— Хорошо, — нисколько не обиделась Новосёлова, наоборот, она восприняла это как благословение, — теперь, Маша, я буду ещё тщательнее за тобой следить. Только для того, чтобы ты не наделала ошибок!
Не успела Люда очнуться от своей тирады, как в лицо ей прилетел ком белья.
— Ещё раз выкинешь что-то подобное, пожалеешь, — пригрозила Иванова.
Гудящая толпа школьников направлялась к колхозному полю мимо конторы. Мрачное настроение Маши ещё больше обострилось, когда она увидела Галину Александровну. Женщина стояла около клумбы в коричневом костюме с юбкой и задумчиво поправляла красный значок на груди. Высохшее лицо казалось кожаной маской, руки — ветками, ноги — палками, но затем девочка вспомнила вчерашнее происшествие и по спине побежал холодок. Может, ей это приснилось? Привиделось? Может, она сошла с ума? Секретарь колхоза посмотрела на неё и улыбнулась. Только улыбка не была доброй и приветливой, скорее — зловещей и страшной. Внезапно Маша очень чётко осознала — нет, всё действительно случилось вчера и может повториться вновь.
Не успели школьники пройти контору, как из неё вышел довольный и свежий председатель в тёмно-сером, идеально выглаженном костюме с ярко-красным платком-паше.
— Валентина Михайловна, задержитесь! — позвал тот, вскинув руку.
Женщина остановилась, и он бодро подбежал к ней. Повеяло приятным запахом одеколона «Шипр», и Люда, шедшая рядом с учительницей, смущённо потупилась.
— Валентина Михайловна, — проговорил председатель и сногсшибательно улыбнулся, но та осталась безучастна к его чарам. — В пятницу будут танцы, обязательно приходите и приводите всех учеников!
— Нам не хватит мальчиков, Константин Петрович.
— Ничего страшного, обеспечим! — пообещал тот и осмотрел притихшую толпу. — Удачно вам сегодня потрудиться, ребята! Спасибо за помощь!
— Спасибом сыт не будешь! — выкрикнула Верка Исаева.
— Кто это сказал? — строго пробежала глазами по головам учительница, выискивая хулиганку.
— Будет вам, Валентина Михайловна. Они же ещё дети, — благосклонно улыбнулся мужчина и направился обратно в контору. Маша не могла отвести от него взгляд и неожиданно Константин Петрович обернулся и подмигнул ей.
Девушка покраснела до кончиков корней и потупилась. Но как только она справилась с собой и осмелилась посмотреть в спины идущих школьников, наткнулась на очень странный взгляд Новосёловой. Та неодобрительно покачала головой, хотя в глазах горело совсем другое пламя, и имя ему было — ревность.
Небольшой участок с ровными кустиками свёклы тонул в обступающем море травы. Ученики нехотя разбрелись по грядкам, споря и ругаясь, где чья, и приступили к прополке. Мышцы страшно терзали Машу: она с трудом садилась и переходила дальше, безмолвно корчилась от острой боли и терпеливо сносила насмешки других. Но спустя некоторое время девочка привыкла, растянулась и теперь её мучила ужасная монотонность работы, которая не давала физического отдыха, зато с лихвой освобождала ум. А ум Ивановой бурлил пузырями страха. Как она переживёт сегодняшний вечер? Вдруг ей захочется в туалет и придётся выходить ночью на улицу? А что, если Галина Александровна сможет забраться в форточку? Вряд ли Новосёловой удастся сдержать Лиду — последняя рано или поздно её откроет… Вот ведь кровь цыганская! Везде ей нужен свежий ветер!
Когда наступил обед, истерзавшая саму себя Маша догнала Валентину Михайловну и тихо извинилась за утро.
— Всё в порядке, — ласково улыбнулась учительница, и если бы не вчерашний ужас яблоневого сада, школьница ощутила бы настоящее облегчение.
— А можно вас спросить кое о ком? — робко произнесла девочка.
— Спрашивай.
— Я насчёт Галины Александровны… Почему она такая… худая?
— Она очень давно болеет, Маша. И доктора не могут ей помочь.
— То есть она умирает?
— Несколько лет назад все думали, что да, — ответила учительница, и ясный взгляд её глаз невольно обратился в сторону, где за домами и деревьями находилась контора. — Но потом она пережила клиническую смерть и… как-то живёт.
— А она раньше не занималась гимнастикой?
— Откуда такие вопросы, Маша? — засмеялась женщина, и вокруг как будто зазвонили колокольчики.
— Да я всё по худобу думаю… — соврала та.
— Нет, я же тебе сказала — это болезнь. Кажется, сейчас она в ремиссии, но кто знает, надолго ли. Толик! — внезапно закричала Валентина Михайловна. — Уймись, Толик!
Мальчик мгновенно завёл руки за спину, из-за которой выпало что-то маленькое.
— Он хотел Ирише лягушку за воротник бросить, — сдала хулигана Сонечка Нефёдова из восьмого класса, и Карпов тут же погрозил ей кулаком.
— Толик, иди сюда, пойдёшь рядом со мной, — приказала учительница, и тот повиновался. С лицом несчастней, чем у голодной дворняжки, мальчик поравнялся с женщиной и притих.
Маша расстроилась. Ну надо же ему было отыскать лягушку! И чего он пристал к этой Сидоровой, влюбился что ли? Девушка повернулась к хулигану и заметила его пламенные взгляды, обращённые к Ирише.
— Не передумала идти к быку? — откуда-то появилась Лида Козичева.
— Мне всё равно. Хочешь, пошли.
— Так и знала, что попробуешь соскочить!
— Я же сказала — идём! — разозлилась Маша, а потом подумала — может, оно и к лучшему, лишь бы быть подальше от того места за интернатом.
— Тогда после отбоя.
Девушка не ответила, лишь снова представила запрыгнувшую на яблоню Галину Александровну. А что, если не бык, а она бегает по колхозному саду по ночам?..
У столовой стоял парень в джинсах и белой футболке. Девочка сразу узнала Игоря, того самого, который увидел её в ночнушке. Щёки заалели без разрешения, и Иванова попыталась оказаться от него немного дальше. Она замедлила шаги, затем поправила штанину и тем самым пропустила вперёд себя многих ребят.
Валентина Михайловна взяла Игоря под руку и, не забывая присматривать за школьниками, вошла в душную столовую.
— А это кто? Сын её, что ли? — хихикнула Ириша, повисая на плечах Козичевой и Новосёловой. Последняя неприязненно поморщилась.
— Слишком она молодая для мамы, — ответила Лида и тряхнула головой, чтобы отогнать надоедливую муху. — Сколько ей? Тридцать?
— Валентине Михайловне сорок лет, — сухо сказала Люда и сняла с плеча руку Ириши. — А это её племянник, приехал из Куйбышева повидаться.
— А ты откуда знаешь? — Вытянулось лицо Сидоровой.
— У неё ж мама в сельсовете, — усмехнулась Козичева, — она всё про всех знает.
— Не болтай чепухи, Лида! — разозлилась комсорг. Сегодня её