А я, окончив школу, уехала в Сарагосу — и там поняла: он былправ. Сория — маленький городок, а единственный знаменитый поэт, которогоподарил он миру, говорил, что дорога создана, чтобы идти по ней[1].Я поступила в университет, у меня появился жених. Стала готовиться к открытомуконкурсу, победить на котором мне так и не пришлось. Работала продавщицей,чтобы платить за ученье, провалилась на конкурсе, отказала жениху.

А между тем письма от него теперь приходили чаще, и, глядяна чужестранные марки, я испытывала зависть. Вот, думала я, друг мой сталстарше, он все познал, он объездил весь мир, он отрастил себе крылья, я же всепытаюсь пустить корни.

Пришло время, когда в письмах своих, отправленных из одногои того же французского городка, он все чаще стал упоминать о Боге. Как-то разон сообщил, что хочет поступить в семинарию, посвятить себя молитве ипроповеди. В ответном письме я попросила его подождать с этим и еще хотьнемного насладиться свободой, а уж потом совершить столь серьезный шаг.

Перечла и решила порвать письмо — кто я такая, чтобырассуждать о свободе или о пострижении? То и другое ведомо ему, а не мне.

А спустя еще какое-то время я услышала, что он читаетлекции, и удивилась — он ведь слишком молод, чтобы учить других. Но через двенедели он написал мне, что будет читать лекцию в Мадриде и очень просит меняприехать.

И четыре часа я ехала из Сарагосы в Мадрид, потому чтохотела вновь увидеть его. Хотела слышать его голос. Хотела посидеть с ним вкафе, вспомнить те времена, когда мы играли вместе, когда нам казалось: мир таквелик, что его не объездишь, не постигнешь.

А на лекцию собралось гораздо больше народу, чем япредполагала, да и обстановка была куда торжественней и строже. И я непонимала, как же это так получилось.

«Быть может, он успел прославиться», — подумала я. Онничего не говорил об этом в своих письмах. Мне захотелось поговорить с теми,кто сидел в зале, спросить, что привело их сюда, — но я не отважилась.

Я удивилась, увидев его. Он был совсем непохож на паренька,которого я знавала когда-то, да и немудрено: одиннадцать лет — срок изрядный,было время перемениться. Он стал красивей, глаза его сияли.

— Он возвращает нам наше, — произнесла женщина,сидевшая слева от меня.

Странные слова.

— Что возвращает? — спросила я.

— То, что было у нас украдено. Веру.

— Нет, не возвращает, — возразила моя соседкасправа, она была помоложе. — Нельзя вернуть то, что и так принадлежит нам.

— В таком случае зачем же вы сюда пришли? —раздраженно осведомилась первая женщина.

— Хочу послушать его. Мне интересно, о чем они думаюттеперь. Было время, когда они сжигали нас на кострах. Быть может, им кажется —мало?

— Это одинокий голос, — сказала первая. — Онделает что может.

Вторая насмешливо улыбнулась и, оборвав разговор,отвернулась.

— Для семинариста он ведет себя очень отважно, —продолжала первая, обращаясь теперь ко мне и у меня ища поддержки.

Но я ничего не понимала и промолчала. А молодая подмигнуламне — как сообщнице, как союзнице.

Но молчала я оттого, что мысли мои были заняты другим. Ядумала о том, что сказала первая женщина.

«Семинарист».

Не может быть. Он бы предупредил меня.

Он начал говорить, а мне никак не удавалось сосредоточиться.«Надо было одеться ненарядней», — думала я, сама не понимая, почему меняэто так заботит. Он заметил меня в зале, и я пыталась отгадать, о чем ондумает, нравлюсь ли я ему. Должно быть, большая разница существует между мнойтогдашней и нынешней — тогда мне было восемнадцать, теперь — двадцать девять.

Голос его совсем не изменился. Но произносил он совсем иныеслова.

Необходимо рисковать. Чудо жизни можно постигнуть в полноймере, лишь когда мы будем готовы к тому, что случится нежданное.

Каждый день Бог посылает нам — вместе с солнцем —возможность изменить все то, что делает нас несчастными. И каждый день мыпытаемся притвориться, будто не замечаем этой возможности, будто ее несуществует вовсе, будто сегодня — во всем подобно вчера и неотличимо от завтра.Но тот, кто всмотрится в свой день внимательно, найдет этот волшебный миг. Онможет таиться в том часе, когда мы отпираем дверь, ведущую в завтра, или вбезмолвном мгновении, настающем после ужина, или в тех тысячах мелочей, которыекажутся нам неотличимыми друг от друга. Существует этот миг — миг, когда силазвезд проникает в нас и позволяет нам творить чудеса.

Да, счастье иногда нисходит к нам как благодать, но гораздочаще — это победа и преодоление. Волшебный миг помогает нам преобразиться иотправиться на поиски наших мечтаний. Да, на этом пути нас ждут горести и муки,страдания и лишения, нам встретится множество разочарований, — но все этопреходяще и не оставляет следов. И в грядущем мы сможем обернуться назад сгордостью и верой.

Несчастен тот, кто страшится идти на риск. вероятно, он неведает разочарований и краха иллюзий, не страдает — в отличие от тех, ктомечтает и стремится претворить мечту в явь. Но он обернется — а обернется оннепременно, ибо это присуще каждому из нас, — то услышит, как говорит емусердите: «Что сделал ты с теми чудесами, которыми Бог так щедро усеял твои дни,досуги твои и труды? Как употребил ты таланты, которые вверил тебе твойНаставник? Зарыл поглубже, потому что боялся потерять? Что ж, отныне достояниемтвоим будет лишь уверенность в том, что жизнь свою ты промотал и растратил,расточил и рассеял».

Несчастен тот, кто слышит такие слова. Несчастен, ибо теперьон уверует в возможность чуда, но волшебные мгновения уже не вернутся.

Когда он закончил лекцию, люди со всех сторон окружили его.Я ждала поодаль, напряженно размышляя над тем, какое впечатление произведу нанего после стольких лет разлуки. Я чувствовала себя маленьким ребенком —робеющим, ревнующим его к новым, незнакомым мне друзьям, я страдала, потому чтодругим он уделял внимания больше, чем мне.

Но вот он приблизился. Кровь прихлынула к его щекам, и яувидела перед собой не взрослого мужчину, минуту назад толковавшего о такихважных предметах, а того мальчика, который когда-то, спрятавшись со мною вместев часовне Святого Сатурия, рассказывал о мечте обойти весь свет — а наширодители меж тем звонили в полицию, боясь, что мы утонули во время купания.