– Вас просит к себе мадам.

– Ну вот и все, – доверительно сообщила Джен своему отражению, когда горничная исчезла. – Я маленькая, неуклюжая, совершенно не-вос-пи-туемая сирота, с которой никто-никто не хочет дружить. И я расстроила самую замечательную тетушку на свете.

Тетушка Кэтрин была кошкой с прекрасной родословной из самого высшего общества. Она держала в своих крепких лапках обширное поместье на берегу Кошачьего залива. И к тому же была очень умна. Именно поэтому, когда Джен появилась на пороге комнаты, Кэтрин не стала ее отчитывать.

– Моя дорогая Дженифыр, – ласково сказала тетушка. – Твое поведение в последнее время вызывает недоумение… Я ни в коем случае не сержусь на тебя, но можешь ли ты объяснить, что происходит?

– Я честно-честно совсем не хотела вас расстроить. – Джен смущенно потерла лапкой нос. – Возможно, я такая противная, потому что со мной никто не дружит.

– Ну, не такая уж ты и противная, – заметила тетушка. – Ты очень милый котенок, который иногда чувствует себя одиноким. Ведь так?

– Наверное. – Джен уселась у тетушкиных ног и мечтательно подняла глаза. – Вот если бы у меня был друг…

– Друг?

– Да, друг, – оживилась Джен. – Ну хоть малюсенький. Я больше не стала бы обижать Мурлин и Пурлин.

– И нашу уважаемую Болонию, не так ли? – добавила Кэтрин.

Конечно, Джен хотелось ответить любимой тетушке, что и Болонию тоже она перестала бы обижать. Но только малышка Дженифыр совсем не умела врать… Хотя сочиняла истории и фантазировала она с великим удовольствием. Но обманывать – нет, на такое Джен была не способна. Поэтому она искренне ответила:

– Но она такая вредная, эта Болония! Все время задирает нос и хвастается благородным происхождением! А мне…

– А тебе и ответить-то нечего, моя маленькая девочка, правда?

Тетушка Кэтрин не зря считалась самой мудрой дамой на всем побережье. Возможно, она лучше других понимала, что гложет любимую племянницу. Скоро маленькая Дженифыр станет совсем взрослой, как станут взрослыми Мурлин и Пурлин.

Пока Джен была совсем крошкой, они прекрасно ладили – котята и есть котята. Теперь же различия между сестрами стали столь явными, что не заметить их мог бы разве что крот. Сравнивая себя с ними, Джен наверняка видела, что и мастью, и статью, и манерами мало походит на кузин. А может, пришло время рассказать девочке правду?

– Если ты не возражаешь, – начала издалека тетушка Кэтрин, – я бы хотела поговорить о твоем отце…

– Возражаю?! – воскликнула Джен. – Да я всеми четырьмя лапами «за»!

– Воспитанные кошечки говорят: «Мне было бы очень интересно вас послушать»… – напомнила ей Кэтрин правила хорошего тона. – Но впрочем, сейчас это не важно. Важно, чтобы ты не сомневалась – в тебе течет благородная кровь, деточка. Мистер Котес, мой троюродный брат, совсем не дворовый кот, как ты можешь думать.

– Здорово! – Джен даже подпрыгнула от счастья. – А чего же вы раньше молчали? А?

– Дело в том, – тетушка Кэтрин вздохнула и удобнее устроилась в кресле, – дело в том, что мой несчастный брат Флинт Котес выбрал для себя весьма… гм… странное… да, именно странное, если не сказать сомнительное, занятие, которое не позволяет упоминать его имя в обществе…

– Вот как?

Джен глядела на тетушку во все глаза. В них читалось безмерное любопытство, так свойственное юным созданиям.

– Да-да, Дженифыр. Он не стал ни лордом, ни монахом, ни землевладельцем, как это принято в высшем свете. Он также не стал ни доктором, ни учителем, что могли бы принять. Он купил корабль, на котором с давних пор промышляет… гм… торговлей. Согласись, это не совсем благородное занятие.

– Корабль? Но почему? – недо-умевала Джен.

– Видишь ли, – ответила добрая тетушка, – вода – самая непостижимая и самая беспощадная стихия. Иногда море так завораживает своей красотой, своим непостоянством, что некоторым хочется бросить ему вызов или посвятить всю жизнь…

– Так сделал и мой отец?

Тетушка Кэтрин взглянула в огромные зеленые глаза племянницы. В сгущавшихся сумерках ее зрачки казались бездонными. И в них было столько же безрассудной отваги, сколько и в глазах троюродного брата.

– Да, моя маленькая. Так он и сделал. Теперь Флинт Котес ходит на своем корабле от порта к порту, торгует всякой всячиной: рыбой, креветками, пряностями, – и покоряет свои волны. Таков его выбор.

Лунный свет проник в комнату тетушки Кэтрин, и та спохватилась:

– А теперь иди в постель, моя крошка. Надеюсь, теперь ты знаешь достаточно, чтобы быть снисходительнее и добрее по отношению к Болонии. А еще – попытаться дружить с кузинами. Полагаю, завтра ты со всем прилежанием отнесешься к занятиям, ведь так?

– Да-да, конечно, – ответила Джен.

Сейчас она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как невольно обманула любимую тетушку. Впрочем, и тетушка Кэтрин была не совсем откровенна со своей племянницей.

Джен не могла заснуть. Она ворочалась с боку на бок и думала об отце. Быть может, ему и вовсе не известно, что она у него есть? Или он скучает по своей дочери так же, как она по нему? Возможно, он просто не знает, как тяжело ей здесь, как грустно и одиноко. А если б знал, забрал бы к себе, на корабль.

Она могла бы стать юнгой. Для начала. Со временем доросла бы до помощника капитана. Изредка проваливаясь в дремоту, Джен видела очертания незнакомых берегов, аборигенов-купцов, шумные рынки, высокие волны, а главное – отца, стоящего на капитанском мостике с капитанской же трубкой во рту.

Ближе к утру Джен выпотрошила свою копилку, достав из недр плюшевой мышки двенадцать золотых монет. Собрала в саквояж носовые платки, зубную щетку, полотенце и бальную юбку. Затем накинула плащ и тихо-тихо спустилась по черной лестнице.

Сердце стучало так, что малышке Джен казалось, будто оно способно разбудить весь дом и даже обитателей соседнего поместья. Но ничего не случилось. Никто не проснулся. Засов легко отодвинулся, даже не скрипнув. Дверь отворилась, и Дженифыр оказалась на заднем дворе.