даже украсила ее лоб амулетами из лоскутков — от дурного глаза и всякого несчастья. Но не помогли ни амулеты бабушки, ни ежедневные молитвы матери: корову увели люди Вартазара за уплату долгов. С щемящей болью заканчивает этот эпизод автор:

«Мы долго стояли, застыв у крыльца и неизвестно почему сняв шапки, словно в доме лежал покойник».

Писатель правдиво показывает нарастание протеста крестьянства против существующих порядков, против безжалостной эксплуатации бедняков со стороны сельских мироедов и царских чиновников. В числе протестующих нгерцев и отец Арсена. Он становится на защиту «крамольного» учителя Михаила и за убийство стражников осуждается на каторгу. Маленький Арсен потрясен случившимся и в то же время гордится своим отцом: ведь он хотел спасти его старого школьного учителя. Когда же арестованных вели мимо села и Арсен увидел среди них закованного в кандалы отца, он уже по-взрослому подумал: «Дорога в Сибирь, оказывается, лежит через Нгер». Мальчик бросился к арестованным, но перед его лицом скрестились два штыка.

«Отец поднял голову. Высокий, угловатый, он и теперь казался великаном. Его черная борода, разметавшаяся по груди, намокла от дождя и блестела».

Таким несгибающимся под тяжестью бед остался в сердце Арсена образ его отца.

Но, пожалуй, главным героем в «Карабахской поэме» выступает дед Арсена — уста (мастер) Оан. Потомственный гончар, — гончарное ремесло одно из древних в Армении, — он является живым носителем национальных традиций и высоких нравственных устоев, хранителем народной мудрости и житейского опыта. Не случайно Арсен так тянется к своему милому деду, почувствовав таящуюся в нем огромную притягательную силу. Взволнованным обращением к нему начинается и кончается «Карабахская поэма». В эпилоге романа, словно не желая расставаться с ним, автор восклицает:

«Как вырвать тебя из мрака забвенья, мой дед, мой полубог, мой добрый домашний гений?!»

Многим был обязан Арсен своему деду. «Тропинка гончаров», по которой каждый день шел он в мастерскую Оана, вывела его на большую дорогу жизни. Здесь «все мерилось по труду: и благо, и зло, и нищета, и честь, и бесчестье». Не потому ли так жадно ловит Арсен каждое слово деда, ждет от него ответа на тысячи вопросов, роящихся в его детском воображении? Уста Оан «комментирует» своему внуку бурные события в стране, отголоски которых слышатся в далеких горах Карабаха, — первая мировая война, революции в России и на Кавказе. Многого ему еще не понять, но сердцем он чует, что дед говорит нечто очень важное, касающееся его, их села, народа.

Из уст деда впервые Арсен услышал слово «братство»: «Братство гончаров», созданное уста Оаном, где все мастера работают сообща; братство народов — армян и азербайджанцев, двух карабахских сел, Нгера и Узунлара, живущих в мире и дружбе как добрые соседи, — не могли омрачить националисты никакими провокациями. Дед объясняет Арсену, который дружит с азербайджанским мальчиком Азизом: нас с Узунларом не рассорить, с соседями незачем враждовать — они нам не враги, у армян и азербайджанцев есть общие враги — местные богатеи, царизм, дашнаки и мусаватисты, против которых и надо воевать. На душе Арсена отлегло: значит, Азиза не тронут. И наступает нравственное прозрение.

В памяти автора сохранились колоритные образы людей из народа. Это дядя Мухан, прозванный односельчанами чудаком за то, что он, мечтая приобрести хотя бы клочок земли, разгребал руками каменистую почву, совершая поистине сизифов труд. Это неутомимый шутник-балагур дед Аракел — бывалый солдат, которого трудно было переспорить. Это вездесущая тетушка Мариам-баджи, разносчица сельских новостей («Скажешь ей на коготок, она перескажет с локоток»).

С достоверностью бытописателя воссоздает Л. Гурунц в «Карабахской поэме» жизнь села Нгер с его патриархальными обычаями и нравами, народными поверьями, празднествами, играми, песнями… Широким потоком вливается в повествование фольклорная стихия. Но Гурунц не идеализирует патриархальную старину. Социальный взгляд писателя на прошлое схватывает острые классовые противоречия в армянской деревне начала века. В правдивом изображении народной жизни, в глубоком раскрытии социальных процессов во всей их сложности и многообразии — достоинства «Карабахской поэмы».

Перед читателем проходят самобытные образы нгерцев. У каждого из них свой характер, своя судьба. Это и безземельные крестьяне, вечно гнувшие спину на богатеев. Это и бедный мастеровой люд, сельские пролетарии — гончар Апет, каменщик Саркис, жестянщик Авак, угольщик Шаэн, которые трудятся в поте лица, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Рядом с ними плетельщик корзин Новруз-ами и лудильщик Наби, разделившие участь своих братьев армян. Общность социального положения нгерцев объединяет их для борьбы за новую жизнь.

Со страниц романа встают мрачные фигуры из мира собственничества — толстосумов Вартазара и Согомона-аги [3]. Они были «из тех хозяев, которые подсчитывают каждый кусок, попавший в рот батраку». Это они, при поддержке дашнакской банды, мутят воду в округе: подстрекают отсталые элементы на межнациональную вражду, преследуют партизан и их семьи, запугивают забитых крестьян, бесчинствуют. Но дни их уже были сочтены…

Память, говорит Леонид Гурунц, больше всего сохраняет контрасты — свет и тени, радости и горести, и, оглядываясь в прошлое, он видит «лучезарное сияние и густые черные тучи». На этом контрасте выстроена и «Карабахская поэма»: горести и страдания народа, над которым висели черные тучи, и лучезарное сияние детства, которому автор поет вдохновенный гимн:

«О детство, детство! Пусть много в нем было горя, обид и лишений, но были и радости, маленькое счастье, которое не могли отнять ни богачи, ни царские стражники. Детство всегда неуязвимо».

Леонид Гурунц показывает мир глазами Арсена и его сверстников, на чью долю выпали суровые испытания. Образы деревенских мальчишек выписаны с тонким проникновением в детскую психологию, с подлинным поэтическим вдохновением и с любовью. Прекрасный знаток детской души, Гурунц наделяет своих маленьких героев индивидуальными чертами характера. Вот Аво — брат Арсена, заводила всех игр, неистощимый на выдумки, про которого даже взрослые говорили, что он сквозь игольное ушко пройдет. Вот Сурен с его постоянной клятвой — «Не видать мне матери-отца»; рыжий Айказ — до того рыжий, что всех так и подмывало крикнуть: «Пожар!»; обжора Варужан, уплетавший все, что попадалось под руку; Васак, прозванный Воске-Ксак («золотой мешок) — за то, что любил приврать; Арам Мудрый, читающий разные книжки, и многие, многие другие ребята, полюбившиеся читателю своей непосредственностью, милой наивностью. И конечно же, девочки — Арфик, Асмик, Арусяк, в которых влюбляются мальчишки в из-за которых происходило немало драк и потасовок.

Но суровая правда жизни врывается и в лучезарный мир детских сказок, опровергая их счастливые концы. Рано повзрослев, мальчишки тянутся к делам своих отцов и, в жажде свершить романтический подвит, помогают партизанам очистить село от дашнакского