— А почему именно Валей? — удивился я.

— Мельнику назло. А то плюется, как курдеп,[6]— буркнул Стас, изучая в зеркале свою белобрысую физиономию. Он весь в папу, ая как мама: черноволосый и худой.

Я вытерся полотенцем и съязвил:

— Что, усы ищешь?

Стас неожиданно покраснел и зашипел:

— Каваока Сет шенгар![7]

— Окавака Сет шенгар![8] — неостался я в долгу.

Дверь открылась, и вошел папа. Как раз в ту минуту, когда мыготовились вцепиться друг в друга. Папа снял котенка со Стаськиного плеча и спросил:

— Чего-то не поделили, полиглоты?

— Нет, папа, — дуэтом ответили мы.

— Точно? — усомнился папа. — Не ссорьтесь.Чтобы драться не пришлось.

Держа котенка за шкирку, он вышел. А мы со Стасом понимающепереглянулись. Если папа начал говорить с уточнениями («выключи свет, чтобытемно стало», «позови Стаса, чтобы пришел»), — значит, он погружен вобдумывание…

— Опять инопланетян ищет, — обреченно сказал Стас.

— Точно, — любимым папиным словечком ответиля. — Чтобы жить веселее было.

Папа у нас тоже не сумасшедший. Честное слово. Он археолог,так же как и мама. Просто папа верит в палеоконтакт. Знаете, что это такое? Те,кто верит в палеоконтакт, думают, что на Землю прилетали инопланетяне. Тольконе сейчас, а давным-давно, еще в первобытные времена. Так что если покопатьсяхорошенько в древних развалинах или просто в земле, то можно найти скелетинопланетянина, его любимый бластер или даже целый космический корабль. И этововсе не для того, чтобы прославиться. Просто папа считает, что когда имеешьперед собой такую трудную задачу, то жить веселее и интереснее. Я с этимсогласен. Жить веселее. Особенно окружающим. Стас немного помолчал, потомнеохотно сказал:

— Ладно, Костя, кеп-хур-ушурбац.[9]

— Кеп-хур-ушурбац, — согласился я.

И мы пошли завтракать.

Папа ел молча, о чем-то сосредоточенно размышляя, а мамапервая никогда говорить не начинает. Она у нас сдержанная и невозмутимая. «Таки должна вести себя женщина Востока, — говорит она, — это традиция».А папа шутит: «За это я тебя и полюбил». А дело было так. Когда папа учился начетвертом курсе Ленинградского археологического, а мама — на первом, они напрактике вместе попали на раскопки старинной мечети. И папа там выкопалинопланетный череп. Нужно было срочно бежать за фотоаппаратом и фиксирующимраствором, но начался дождь. Папа испугался, что, пока он бегает, череп будетповрежден водой. Тут только он и заметил первокурсницу, которая молча копаласьвозле него.

— Вас как звать? — спросил он.

— Галина, — ответила наша будущая мама.

— Вот что, Галя, — сказал он, — идите сюда.Чтобы помочь. Это очень важно. — Он указал на череп. — Я сейчасвернусь, а вы постойте. Чтобы сберечь. Вот так, — и он продемонстрировал,встав над черепом на четвереньки.

Папа все никак не мог найти раствор, а дождь стал сильнее ипревратился в ливень. Только минут через сорок с фотоаппаратом, раствором изонтиком папа примчался к своей находке… и был поражен тем, что увидел:первокурсница Галя, о которой он уже и думать забыл, все так же, не меняя позы,стояла под проливным дождем.

Но еще больше она поразила его позже, когда в Ленинграде, встуденческой аудитории, папа горячо защищал свою версию неземного происхождениянайденного черепа. Студенты и преподаватели спорили до хрипоты, а потом кто-тоспросил молчаливую девушку:

— Галя, а ты на этот счет что думаешь?

— Я думаю, это череп ишака, — ответиламама. — Даже не думаю, а знаю. Я из Ташкента, я там их и раньше видела.

Папа вскричал:

— Что же вы раньше не сказали?!

А она ответила:

— Вы не спрашивали.

Вот тут он в нее и влюбился. Такая у нас семейная легенда…

Мы молча ели, пихаясь со Стасом под столом, а только чтоназванный котенок Валька думал, что это мы с ним играем, и кусал нас обоих заноги. Вдруг папа очнулся и, торопливо дожевывая яичницу, спросил:

— Стасик, ты не знаешь, где у нас зубило?

За инструменты у нас отвечает Стас, но от этого вопроса и онрастерялся. Зубилом мы давно не пользовались.

— На балконе, в ящике с инструментами, — сказалон. И, подумав, добавил: — Наверное.

— Спасибо, Стас, — очень ласково поблагодарилпапа, — я посмотрю. Нужно зубило, чтобы…

Папа замолчал и стал прихлебывать горячий чай. Мама как ни вчем не бывало продолжала гладить настоящего египетского моа, улегшегося у неена коленях. А мы со Стасом переглянулись. Что-то явно затевалось.

Но до самого вечера все было тихо.

Мама собралась, погудела в прихожей пылесосом и ушла в музей— она там работает старшим научным сотрудником. Через полчаса, подточив зубилонапильником, пошел на работу и папа. В тот же самый музей, где он, как и мама,старший научный сотрудник. Только мама специалист по Египту, а папа — подоисторическим временам и по старинному вооружению, от австралийских боевыхбумерангов до алеутских панцирей из моржовой шкуры.

У меня почему-то были сомнения, на работу ли идет папа: еслиуж он снова занялся поисками пришельцев, то на мелочи отвлекаться не станет.Дождавшись, когда папа кончил пылесоситься и хлопнул дверью, я выскочил влоджию. Мы живем совсем рядом с музеем, буквально через улицу, по диагонали отнего. Но папа действительно шел на работу, жизнерадостно помахивая портфелем.Пользуясь отсутствием прохожих (а откуда им взяться в полседьмого субботнегоутра?), папа временами делал движения, напоминающие прием каратэ маваши-гири.Получалось у него плохо. Папа теоретик, а не практик.

Когда за папой захлопнулась музейная дверь, я вернулся накухню. Стас развалился на табуретке (как на ней можно развалиться — не знаю,это умеет только мой брат) и очищал бутерброд с кошачьим волосом от меда. Тоесть наоборот, бутерброд с медом от кошачьих волос.

— Как думаешь, папа что нашел, бластер или космическийкорабль? — задумчиво спросил Стас. Он был еще молод и не утратилоптимизма.