— А под тонким слоем камня — отполированныйметалл, — парировал папа.

Снова стало тихо-тихо. Аж слышно, как кошки чавкают.

Я зажал себе рот руками, чтобы не заорать. Ай да папа! А яне верил…

— Какой металл? — спросила мама испуганно.

— Неизвестный науке! — провозгласил папа. Правда,через секунду менее уверенно добавил: — Мне, во всяком случае, неизвестный.Голубовато-серый, очень твердый. Я зубилом царапал — никаких следов. Галя!Внутри глыбы, которой пять тысяч лет, — пустотелый металлический предмет.Точно! Это может быть лишь инопланетный космический корабль.

— Что будем делать? — очень тихо и послушноспросила мама.

— Встанем рано, чтобы долго не спать, чтобы не терятьвремя, — ответил папа. У меня глаза на лоб полезли. Впрочем… Раз уж папанашел космический корабль, то вправе на радостях составлять и трехступенчатыефразы. У каждого лауреата Нобелевской премии должна быть своя маленькаястранность, а то журналистам скучно будет.

— Обколем весь камень с корабля, — продолжал онтем временем. — Люк поищем, чтобы внутрь забраться, чтобы корабльосмотреть, чтобы первыми все узнать… Потом позовем журналистов и покажем. А то,если коллегам сказать, полмузея к открытию примажется. И твой начальничекЛенинбаев — в первую очередь. — Папа скрипнул зубами.

— Он такой же мой, как и твой, — ледяным голосомсказала мама. — И не цепляйся к нему зря, он человек серьезный…

— Ну конечно, — язвительно согласился папа, —уж он-то космические корабли не ищет. Чтобы время зря не терять. — Изакончил торжествующе: — И не находит!

Мама что-то примирительно ответила, но что — я не расслышал,потому что мне в ухо возбужденно зашипел Стас:

— Пошли отсюда, пошли, — и поволок за рукавобратно на площадку.

— Ты что?! — возмутился я уже за дверью.

— Что, что! — передразнил Стас. — Слышал же,папа сказал, «чтобы не лезли». Они без нас туда пойдут!

— А мы попросимся, — неуверенно возразил я.

— Так тебя и взяли! — Он презрительноусмехнулся. — Нет уж, если сами не пойдем, последние корабль увидим. Иливообще не увидим.

И, не советуясь больше со мной, он позвонил в дверь, какбудто мы только что подошли.

Если бы за ужином папа или мама хоть раз заикнулись окорабле, я бы, наверное, не согласился на авантюру брата. Но, как и утром, застолом царила напряженная тишина, прерываемая только цоканьем когтей Ирбиса,которые ему лень втягивать в подушечки на лапах.

Стас не жуя проглотил свою порцию сосисок с макаронами,залпом выпил чай и, пнув меня под столом, объявил:

— Мы спать пошли.

— Угу, — подтвердил я, давясь сосиской.

Мама взглянула подозрительно (обычно нас в постель загоняютсо скандалом), но папа обрадованно поддержал:

— Точно, идите спать, чтобы выспаться.

— Мухер-хухер, ардажер, вдеп сьер-га сакжер-сакжер,[11] — хором продекламировали мы традиционное вечернее прощанье, имама, успокоившись, ответила как всегда:

— Минерал саг зел азет, ытар бас, ук мытар, Сет.[12]

Проходя по коридору в нашу комнату, Стас мимоходом выудил изкармана маминого плаща связку ключей.

Мы разделись, переложили кошек с кроватей на коврики,погасили свет и нырнули под одеяла. За стенкой папа с мамой принялись что-тооживленно обсуждать.

— Стас, — тихонько сказал я, — а за ключи намвлетит.

— Не влетит, — уверенно ответил он. — Черезчас вернемся и на место положим.

Не нравилась мне его затея, и я, устроившись поудобнее,закрыл глаза. Я надеялся, что, до того как затихнут родители, мы оба заснем.

Но не тут-то было. Я проснулся оттого, что Стас, светя влицо фонариком, щекотал меня под мышкой:

— Вставай, каракуц сонливый, пришельцев проспим.

Распахнув окно, я первым спрыгнул на землю, взял у Стасафонарик и помог ему спуститься. Перебежав улицу, мы знакомой дорогой добралисьдо ворот музея и перелезли через ограду. Звеня связкой, Стас принялсялихорадочно подбирать ключ к двери.

— Посвети, темно, — шепнул он. Направив луч назамочную скважину, я понял, что попадать в нее ключами Стасу мешает не столькотемнота, сколько дрожь в руках. Я и сам чувствовал себя соучастникомпреступления.

Но вот щелкнул замок, дверь скрипнула, и мы, протиснувшись втемное фойе, на цыпочках побежали под лестницу — к запаснику. Тут проблем не было,дверь открылась сразу.

Первым, что попало в круг света моего фонарика, было злобноелицо Неменхотепа. Я вздрогнул, а Стас ухватил меня за руку.

— Ни-никакой он не э-экспонат, — выдавил он,заикаясь.

Я вытер пот со лба и предложил:

— Может, домой пойдем?

Но Стас уже взял себя в руки.

— Ну уж нет, — решительно ответил он. —Первое слово дороже второго. — И двинулся мимо Неменхотепа к каменнойглыбе.

Светя фонариком, мы обследовали ее и без труда нашлиприляпанный папой осколок. Я легонько ковырнул ногтем, и осколок отпал. Плохойиз папы штукатур.

В неровной дыре блеснул металл.

— Понял?! — забыв все страхи, вскрикнул Стас так,будто сам сделал и эту глыбу, и металлический предмет внутри нее. — Я жеговорил! — и он любовно погладил голубовато-матовую поверхность.

И тут в ватной тишине запасника раздался хруст, глыбадрогнула и раскололась широкой вертикальной щелью. Мы отскочили в сторону, ащель становилась все шире, и камень, как скорлупа с яйца, осыпался с гладкойповерхности металлического предмета.

Что-то со стуком выпало из этой щели, но мы, зачарованные,не отрывая глаз смотрели на капсулу космического корабля, уже совершенноочистившуюся от каменной скорлупы.

Корабль имел форму приплюснутого шара и стоял перед нами набоку, не падая, потому что его поддерживала широко открывшаяся крышка люка. Ато, что капсула на боку, я понял, разглядев внутри два пилотских кресла.

Выйдя из оцепенения первым, Стас подскочил к кораблю, уперсяв него руками и крикнул мне: