Мама поворачивается кнам, изогнув губы вулыбке, но ее глаза остаются холодными.

–Вы должны общаться слюдьми.

–Уменя болит голова.– Под этим предлогом япыталась отвертеться от присутствия на сегодняшнем мероприятии.– Психея просто справлялась омоем самочувствии.

–Хм,– качает головой мама.– Вы обе становитесь такими же бестолковыми, как иваши сестры.

Знала бы я,что быть бестолковой– самый верный способ избежать маминого вмешательства вмою жизнь, то взялась бы именно за эту роль вместо выбранной. Теперь слишком поздно менять линию поведения, но при мысли отом, чтобы вернуться на вечеринку, головная боль, которую ясимулировала, начинает и правда меня беспокоить.

–Ясегодня уйду пораньше. Кажется, боль скоро превратится вмигрень.

–Ни вкоем случае,– она говорит вполне любезно, но вее голосе слышатся стальные нотки.– Зевс хочет стобой поговорить. Совершенно незачем заставлять его ждать.

Мне на ум приходит как минимум дюжина отговорок, но язнаю, что мама не станет выслушивать ни одну из них. Ивсе же нужно попытаться.

–Знаешь, ходят слухи, что он убил всех трех бывших жен.

–Так хлопот меньше, чем сразводом.

Яхлопаю глазами. Искренне не могу понять, шутит она или нет.

–Мама…

–Ой, да расслабься. Ты слишком напряжена. Поверьте, девочки. Мне лучше знать.

Мама, вероятно, самый умный человек, которого язнаю, но ее цели не мои цели. Ивсе же простого выхода из ситуации нет, ияпослушно иду за ней из зала бок о бок сПсихеей. На миг мне кажется, будто яспиной чувствую напряженный взгляд статуи Аида, но это фантазия чистой воды. Аид– утраченный титул. Адаже будь это не так, моя сестра права: он был бы точно таким же, как ивсе остальные.

Мы выходим из галереи ивозвращаемся на вечеринку по длинному коридору. Он ровно такой же, как ивсе вбашне Додона: огромный, дорогой ичрезмерный. Коридор как минимум вдвое шире, чем нужно, акаждая дверь, мимо которой мы проходим, почти на полметра выше обычной. Бордовые шторы висят от потолка до пола истянуты по обеим сторонам от дверей– дополнительный экстравагантный штрих, который вэтом помещении ни кчему. Возникает ощущение, будто ты во дворце, ане внебоскребе, возвышающемся над верхним городом. Можно подумать, кто-то рискует забыть, что Зевс величает себя современным королем. Честно признаться, яудивлена, что он не разгуливает скороной на голове под стать своей статуе.

Банкетный зал под стать всему остальному вэтом здании. Огромное открытое пространство, одна стена которого– это окна инесколько стеклянных дверей, ведущих на балкон свидом на город. Мы находимся на верхнем этаже башни, ивид отсюда открывается поистине великолепный. Сэтого места можно увидеть большую часть верхнего города иизвилистую черную полосу– иными словами, реку Стикс. Ачто же на другой стороне? Нижний город. Внешне он не так уж сильно отличается от верхнего, однако может стем же успехом быть на Луне: все равно большинству из нас до него не добраться.

Этим вечером балконные двери плотно закрыты, чтобы ледяной ветер никому не причинил беспокойства. Атемнота превратила стекла вискаженное отражение зала. Все одеты сиголочки, пестрят радугой дизайнерских платьев исмокингов, сверкают адски дорогими украшениями. По мере того, как люди продвигаются сквозь толпу, общаются, заводят знакомства иисточают прекрасный яд снакрашенных красной помадой губ, вбалконных стеклах рождается тошнотворный калейдоскоп. Это напоминает мне кривые зеркала вкомнате смеха. Вотражении все не то, чем кажется, несмотря на всю мнимую красоту.

Оставшиеся три стены увешаны огромными портретами двенадцати активных членов Тринадцати. Все картины написаны маслом, согласно традиции, корнями уходящей ко временам возникновения Олимпа. Можно подумать, Тринадцать действительно считают себя подобными монархам прошлого. Снесколькими портретами художник явно позволил себе вольность. Вособенности молодая версия Ареса совсем не похожа на самого человека. Возраст, конечно, меняет людей, но его челюсть никогда не была такой квадратной, аплечи широкими. Ктому же художник запечатлел его согромным мечом вруке, аяточно знаю, что этот Арес завоевал свое положение повиновением на арене, ане на войне. Но это, полагаю, не способствует столь величественному образу.

Лишь определенный тип людей способен сплетничать, вертеться вобществе себе подобных инаносить удары вспину, пока их копия наблюдает за ними спортрета, но среди Тринадцати полно таких монстров.

Мама пробирается сквозь толпу, оставаясь совершенно расслабленной среди прочих акул. Прослужив почти десять лет вдолжности Деметры, она все еще считается одной из новейших членов Тринадцати, но уже привыкла кэтому миру настолько, будто была рождена Деметрой, ане выбрана народом, как это обычно происходит.

Толпа расступается перед матерью, и,следуя за ней всмешение ярких цветов, ячувствую, что все смотрят на нас. Чрезмерным вниманием ксвоей внешности ради подобных мероприятий эти люди напоминают павлинов, но на остальных они смотрят холодными, безжалостными глазами. Вэтом помещении уменя нет друзей. Только люди, стремящиеся использовать меня вкачестве стремянки, по которой могут вскарабкаться на пути кбольшей власти. Этот жестокий урок яусвоила рано.

Два человека отходят умамы спути, икраем глаза явижу угол комнаты, от которого всеми силами стараюсь держаться подальше всякий раз, как здесь бываю. Там расположен самый настоящий трон, безвкусная вещица из золота, серебра имеди. Его крепкие ножки плавными изгибами переходят вподлокотники, аспинка расширяется, производя впечатление грозовой тучи. Грозный иопасный, под стать владельцу, который желает, чтобы никто об этом не забывал.

Зевс.

Если Олимпом правят Тринадцать, то Тринадцатью правит Зевс. Это наследуемый титул, передающийся от отца ксыну, чей род корнями уходит кпервым основателям города. Нынешний Зевс занимает свою должность уже несколько десятилетий стех пор, как вступил внее втридцать лет.

Сейчас ему за шестьдесят. Думаю, он вполне привлекателен, если кому-то нравятся крупные белые мужчины сгромогласным смехом, поседевшей бородой игрудью колесом. От его вида уменя бегут мурашки по коже. Каждый раз, когда он смотрит на меня своими блеклыми голубыми глазами, ячувствую себя животным на торгах. Да даже не животным. Симпатичной вазой или, может быть, статуэткой. Тем, чем можно обладать.

Если красивая ваза разобьется, ей легко найти замену. Во всяком случае, если ты Зевс.

Мама замедляет шаг, заставляя Психею отступить назад, иберет меня за руку. Крепко сжимает мою ладонь, молча предостерегая, чтобы яхорошо себя вела, но ему улыбается во весь рот.

–Посмотрите, кого янашла!

Зевс протягивает руку, имне ничего не остается, кроме как вложить внее свою ладонь ипозволить ему поцеловать костяшки пальцев. Его губы всего на миг касаются моей кожи, но волосы уменя на затылке встают дыбом. Явынуждена бороться сжеланием вытереть тыльную сторону ладони оплатье. Наконец он отпускает мою руку. Инстинкт кричит мне об опасности.