А называется это – классическое сухопутное мышление.Ручаться можно, у каждого второго хозяина владений на берегу речушки, не считаякаждого первого, есть основания опасаться мести, разборок, сведения счетов –или хотя бы грабителей. Но угрозу они усматривают т о л ь к о с суши,совершенно не принимая в расчет речушку. Не ассоциируется у них речушка спутями, которыми может прийти угроза...

Точно так же рассуждали, на несчастье свое, и люди гораздосерьезнее здешних мелких лавочников и вороватых чиновников средней руки. Взятьхотя бы чернокожего фельдмаршала Оматалу – хитрейший был лис, с бешеныминстинктом выживания. Всех соперников поборол (а те тоже были не растяпы и недураки), начальника охраны подобрал толковейшего, который девять покушений задва года сорвал, совсем было нацелился просидеть в пожизненных президентах иотцах нации лет двадцать, не меньше. И вот поди ж ты, протекал через егоогороженное высоченной стеной со всеми мыслимыми электронными прибамбасами дажене речка, а ручей – шириной метров пять и глубиной в метр. Ручейком-то никто ине озаботился – разве что перегородили его решеткой там, где он под стенойпротекал, – но разве это препятствие для толкового человека? Вот п р о ш ли темной безлунной ночью этим самым ручейком трое аквалангистов, приплыли иуплыли, никем не замеченные, задолго до рассвета, и только к полуднювстревожившаяся челядь, на цыпочках войдя в роскошную спальню, старательноскопированную с одного из помещений Версаля, обнаружила, что пожизненныйпрезидент, Отец Нации и Лунный Леопард, уже закоченел...

Встрепенувшись и враз отогнав посторонние мысли, Мазурсклонился к окулярам. Во дворе появился клиент – почти лысый коротышка вроскошном ярко-малиновом халате, с наполеоновским величием прошествовал ккреслу и картинно в нем разлегся. Вся прочая фауна моментально пришла вдвижение: охранник почтительно выпрямился за креслом, куколка предупредительноподала высокий стакан господину и повелителю, а овчарка (единственная изтроицы, надо полагать, побуждаемая искренней привязанностью) запрыгала вокруг,тычась носом.

– Ну все, – скучным голосом сказал Мазур. – Дык,елы-палы, опаньки... Пошли.

...Не позже чем через четверть часа на реке показалась лодка– самая обыкновенная дюралька с подвесным мотором, который сейчас, правда,безмолвствовал. Кентавр греб легонькими алюминиевыми веслами, без всяких усилийнаправляя суденышко против дохленького течения, Мазур развалился на носу,громко брякая на гитаре, а устроившиеся на корме Дядя Гриць и Атаман с большимвоодушевлением выводили:

Не жди же ты, мама, хорошего сына,

Твой сын уж не тот, что был вчера...

Мене затянула опасная трясина,

И жисть моя – вечная игра...

Все четверо были одеты так, что в них за километр можно былораспознать самых что ни на есть натуральнейших плебеев, больше десяти баксовотроду в руках не державших: то ли угнетенные реформами и самогоном селяне изнедалекой деревеньки, то ли хохляцкие гастарбайтеры, то ли еще кто-нибудь в томже роде. Плебс, одним словом. Пучок самодельных удочек по правому борту, дюжинабутылочного пива – по левому...

Терзая гитару и старательно держа на физиономии дурацкуюхмельную улыбку, Мазур тем временем зорко присматривался к окружающему. Правыйберег, сплошь заросший лесом, его не интересовал совершенно. А вот слевакое-что определенно беспокоило: особняк по левую руку от усадебки, куда ониплыли с недружественным визитом. В нем насчитывалось четыре этажа, усадебкаоттуда просматривалась как на ладони. Судя по результатам сегодняшнихнаблюдений, там в данную минуту находилось не менее трех человек. А значит,будут свидетели, чье поведение предугадать невозможно: могут, не ввязываясь, вохрану поселка незамедлительно брякнуть, а могут, Аллах их ведает, и состволами на выручку соседу кинуться. Никакой опасности, конечно, но все же –лишние хлопоты...

– Ну, поехали... – сквозь зубы сказал Мазур.

Кентавр сделал сильный гребок, и дюралька уткнулась носом ваккуратный причал, рядом с красивой импортной лодкой, точнее катерком. Звонко стукнулась,так что все, кто был во дворе, услышав, обернулись с понятным недоумением.Овчарка таращилась на новоприбывших, вывалив язык и развесив уши. Судя повсему, ее никогда не учили оборонять хозяйские владения от прибывших по воде.

Отложив жалобно блямкнувшую струнами гитару, Мазурприподнялся и с пьяным нахальством рявкнул:

– Слышь, мужик, у вас стакана не найдется? А то мы свойутопили, только булькнул...

До хозяина и его холуя доходило медленно-медленно, как допресловутого верблюда. Наконец дошло – и их сытые физиономии исказилисьправедным гневом. Лысый что-то приказал, дернув подбородком, и охранник,заранее строя угрожающую рожу, рысью припустил к лодке, для пущего куражусбросил на траву пиджак, дабы продемонстрировать подмышечную кобуру с «макаркой».Еще издали заорал:

– Греби отсюда, рыло!

Мазур ждал его, простецки ухмыляясь. Видя, что ни егогрозная харя, ни пушка под мышкой вроде бы не произвели ни малейшеговпечатления, охранник, сразу видно, вмиг остервенел. Влетел на причальчик, ужекипя, как самовар, без всяких разговоров выбросил ногу, всерьез намереваяськачественно припечатать Мазуру подошвой по челюсти. Нужно отдать ему должное,удар проводился неплохо, коротко стриженный бычок явно где-то когда-то чему-тотакому учился всерьез.

Но не ему с Мазуром было тягаться. Мазур отстранилсянеуловимым движением, пропустив мимо щеки модный лакированный чобот, схватилохранника за брючину, крутанул, дернул на себя, направил вперед-влево – иохранник, так ничего и не успев сообразить, впечатался щекастой рожей ваккуратные досточки причала. Причал выдержал, добротно был сколочен.

В следующий миг они втроем рванули из лодки, оставивповерженного часового на попечение Кентавра. Это было так быстро, что те, водворе, не успели ничего понять. До них стало что-то такое доходить, когданалетчики преодолели уже две трети пути.

Первой, как следовало ожидать, отреагировала овчарка. Дажене зарычав, а как-то обиженно, удивленно о х н у в, она кинулась на Атамана.Вырвав из кресла лысого и завернув ему руку за спину, Мазур покосился в тусторону. Человек и собака на пару секунд сплелись в сюрреалистический клубок,так что уже не различить, где чьи крылья, ноги и хвосты, – а потом клубокраспался на совершенно невредимого Атамана и жалобно скулящую на земле овчарку.Опять-таки совершенно невредимую: длинным куском обыкновенной бельевой веревкисвязаны все четыре лапы, как редиска в пучке, морда надежно замотана. Неубивать же безвинное животное?!

Грохнула дверь, из дома наконец-то выскочил второй охранник– опамятовался, балбес, ага! – и тут же угодил в дружеские объятия ДядиГрица, каковой, не будучи по натуре садистом, просто-напросто легонько, нокачественно о ш а р а ш и л накачанного юношу и мигом спутал его такой жеверевкой.

Бросив мимолетный взгляд на крашеную блондинку, Мазурубедился, что ею и заниматься не стоит – фигуристая дура так и стояла,ополоумев, глаза у нее были идеально квадратные, а рот раскрыт пошире печнойвьюшки. Оклематься настолько, чтобы осознавать окружающее и производитькакие-то мыслительные процессы, ей, по всему видно, было суждено не скоро. Воти ладненько...