А на лавочке сидел пожилой мужичок в черных флотских брюкахстарого образца и тельняшке, строгал ножичком какую-то деревяшку и тоже смотрелтак философски, что непонятно было: то ли собака похожа на хозяина, то линаоборот и кто от кого нахватался.

Лицо у флотского дедушки было румяное и доброе, глаза –насквозь ласковые, совершенно седые волосы укладывались волнистыми прядями самипо себе. Он походил на добряка-боцмана из старых советских мультиков – и малокто знал, какое количество крещеного и басурманского народа лишил жизни повсему земному шару этот обаятельный дедушка в те поры, когда был еще недедушкой, а крепким «морским дьяволом» – из самых п е р в ы х. Даже Мазур иполовины не знал о дедушкиных подвигах – потому что секретность с иныхзаграничных забав не снимается вообще, хоть миллион лет отстучи...

Одним словом, невероятно мирное было подворье, ни в малейшейстепени не похожее на притон похитителей людей. За то и ценилось как идеальнаябаза: вся деревня Михалыча уважает, полагая отставным штурманом дальнегоплавания, участковый с ним чаи с водочкой гоняет, местная администрация побольшим праздникам зовет выступать перед народом, что Михалыч нехотя и делает,нацепив, понятное дело, лишь парочку самых распространенных орденов из своихдвух дюжин...

Спрыгнув на землю, Мазур размял ноги, оглянулся на машину ираспорядился:

– Выводите сердешного...

Атаман с Кентавром вмиг вытряхнули на свет божий лысогопленника, представлявшего собою чуточку сюрреалистическое зрелище: босиком, втом же роскошном халате, разъехавшемся на жирном пузе, на голову нахлобученплотный черный мешок, как и полагается. Дедушка Михалыч проворно встал, подошелпоближе и с живым интересом полюбопытствовал:

– Зрю я, соколики, с добычею?

– Да так, по мелочи... – сказал Мазур.

– Ну уж, не прибедняйси, куманек, – покачал головойМихалыч, как две капли воды похожий сейчас на того самого мультяшногобоцмана. – Карась, я гляжу, икряной – пузат, осанист, ладиколономдорогущим так и вонят, как девка непотребна...

Старый волк в совершенстве владел тремя европейскими языкамии одним азиатским, но для души полюбил в последнее время разыгрывать этакогоперсонажа «Записок охотника».

Лысый завертел башкой, прислушиваясь к окружающему и, повсему видно, пытаясь понять, куда его занесло.

– Ишь, шевелится, прыткой... – сказал Михалыч.

И неуловимым движением выбросил руку, целя повыше отвисшегобрюха. Мазур так и не сумел заметить, куда пришелся тычок большогопальца, – но лысый, издав нечто среднее меж оглушительной икотой и визгом,обвис, ломаясь в коленках, так что конвоирам пришлось его подхватить за ворот иполы халата. Присутствующие смотрели на Михалыча с нешуточным уважением, а тот,благодушно улыбаясь, громко сообщил:

– Ох, не потерял еще дедушко хватку-то, одначе... Это что ж,аспид сей денежки законному владельцу возвертать не хочет?

– В корень зришь, дедушко, – сказал Мазур. –Упирается, паршивец. Бает, что жаль ему возвертать этакую финансовую сумму...Самому, мол, нужнее – на цацки заграничные, напитки алкогольные и девокблудливых...

– Господи ж ты боже мой, – со слезою в голосе протянулМихалыч, – и как только мать сыра земля носит таких прохвостов... Так эточто ж, ребятушки? Выходит, вразумить нужно скупердяя грешного, инезамедлительно – голой жопою, скажем, на печку раскаленную али там ухи резатьв четыре приема...

– Пользительно также, сдается мне, пальчики в дверьзаложить, да по двери-то и пнуть от всей удали, – улыбаясь во весь рот,внес предложение Атаман.

Мазур покосился на пленного и ухмыльнулся: лысый, ужеотошедший от короткого болевого шока, замер, словно статуя, – безсомнения, переживая нешуточный надрыв чувств.

– Истину глаголишь, отрок, – сказал дедушкаМихалыч. – Вот только, не в укор вам, нонешним, будь сказано, и з я ч н ос т и не вижу я в ваших предложениях с мест. Грубовато, робяты, право слово.Совсем даже неизячно. Послушайте старого человека, он дурного не посоветует –как-никак, нешуточный жизненный опыт. Берете, стало быть, свечечку стеариновую,лучинок парочку да плоскогубцы обычные...

И он с ангельской кротостью подробно изложил описание стольжуткой и замысловатой процедуры, что пленный невольно попятился, так чтопришлось возвращать его на исходную позицию. Мазур повелительно мотнул головой,и лысого потащили в дом, затолкнули в комнату, чьи окна выходили на огород исоседские заборы, так что сориентироваться человеку, с которого сдернули мешок,было решительно невозможно.

Лишние вышли, остались только Мазур, в хозяйской позеразместившийся за покрытым новехонькой клеенкой столом, усаженный на стул лысыйи Атаман, возвышавшийся над пленным в качестве конвоя. Лысый на него мимолетнооглянулся, что ему, безусловно, душевного равновесия не прибавило: душа уАтамана была нежная, как тропический цветок, вот только, так уж получилось,сочеталась с метром восемьдесят семь роста, бритой наголо башкою и физиономией,в данной конкретной ситуации способной довести впечатлительного человека доинсульта.

– Располагайтесь, Павел Петрович, располагайтесь, –сказал Мазур гостеприимно. – Разговор у нас с вами будет долгий... аможет, и нет. Это уж от вас зависит, золотой вы наш, бриллиантовый... – Неменяя позы и не убрав благожелательной улыбки с лица, он рявкнул зло: – Так тычто же, сука, решил, что долги можно всю жизнь не отдавать? Меж приличнымилюдьми так не полагается...

Лысый зло таращился на него исподлобья, левая щека у негочуть подергивалась. Мазур с радостью констатировал, что собеседник, по всемувидно, не собирается ни с инфарктом со стула падать, ни даже обливатьсягорючими слезами, а значит, досадные случайности вроде совершенно ненужноготрупа на руках исключены.

Потом лысый с капелькой деланого возмущения воскликнул:

– Какие такие долги? Пояснее выражайтесь, пожалуйста. Что-тоя за собой не помню никаких долгов...

– Ах ты, раскудрявая твоя башка со вшами... – ласковосказал Мазур. – Сплошная невинность, а? Да на тебе долгов больше, чем блохна барбоске...

– А конкретно? – спросил лысый напряженно, оченьнапряженно. На лбу у него пот сверкал крупными бисеринами.

– Ну, давай освежать твою девичью память, Павел Петрович... –сказал Мазур. – Знаешь ты Шарипова Ильхана? Только не говори, сучийпотрох, что незнаком тебе такой человек. Прекрасно ты его знаешь. Он-то,наивная душа, тебя считал надежным другом, вот и крутанул на пару с тобойсделочку на доверии. В том смысле, что работали вы вместе, бабки должны былиподелить поровну, вот только ты его законную долю зажал. Ну, а поскольку сделкаимела свою специфику, документиков никаких не имелось и в суд ему идти было нес чем, а о к о л ь н ы м и методами он тебя достать поначалу не смог, потомучто у тебя крыша покруче... Вот тебе события в кратком изложении. Должен ты емуего законную долю, чего уж там. По всем понятиям должен. Что ж, если онтатарин, так ему и долю отдавать не надо? Неужто, Павел Петрович, у тебя до сихпор злость затаилась на татаро-монгольское иго? Так это когда было... К тому женекоторые в книжках пишут, что и не было вовсе никакого татаро-монгольскогоига. Читал я парочку. В любом случае нехорошо, Пашуня...