Когда первые капли менструальной крови, ударившись окафельные плитки, растеклись темными пятнами размером с десятицентовую монету,Сью почувствовала, как поднимается в ней волна отвращения.

— Черт побери, Кэрри! У тебя же месячные! — крикнула она. —Приведи себя в порядок!

— А? — Кэрри обвела стоящих перед ней девушек непонимающимвзглядом. Мокрые волосы липли к ее щекам, словно застегнутый у подбородка шлем.На плече — целое созвездие прыщей. В шестнадцать лет в ее глазах уже ясночитались затаенная боль и унижение.

— Она, наверно, думает, что ими только губную помаду можностирать! — насмешливо выкрикнула вдруг Рут Гроган, словно только что припомнилакакой-то забавный случай, и визгливо расхохоталась. Сью вспомнила эту репликупозже и вписала ее в картину происходящего, но в тот момент она даже не поняласмысла — еще один выкрик в нестройной мешанине голосов. «Шестнадцать лет? —думала Сью. — Пора бы ей знать, что происходит, пора…»

На пол упали еще несколько капель. Кэрри медленно переводилавзгляд с одной девушки на другую, по-прежнему в полном недоумении.

Элен Шайрс отвернулась и сделала вид, будто ее тошнит.

— У тебя же кровотечение! — пронзительно крикнула Сью,вконец обозлясь. — Кровь, дура ты бестолковая!

Кэрри посмотрела вниз и испуганно взвизгнула.

Во влажном воздухе раздевалки ее визг прозвучал неожиданногромко.

В грудь Кэрри ударился тампон и с легким шлепком упал на полу самых ног. По вате тут же расползся темно-красный цветок.

А затем смех — издевательский, презрительный, истеричный —вдруг словно разбух, превратившись во что-то совсем дикое и уродливое, и все,кто был в раздевалке, принялись швырять в Кэрри тампонами и гигиеническимипакетами — кто из сумок, а кто из сломанного автомата на стене. Они сыпались наКэрри, будто тяжелые снежинки, а все скандировали:

— За-ткни-течь-за-ткни-течь-за-ткни-течь…

Сью тоже бросала — бросала и кричала вместе со всеми, несовсем даже понимая, что делает. В мозгу ее вспыхивала неоновым светом и, непереставая, крутилась, как заклинание, одна только мысль: «Ничего плохого здесьнет в самом деле ничего плохого здесь нет в самом деле ничего плохого…» Она ещевспыхивала и светилась, успокаивая и обнадеживая, когда вдруг Кэрри завыла ипопятилась, отмахиваясь руками, бормоча что-то и всхлипывая.

Девушки неожиданно остановились, осознав, что цепная реакциявот-вот приведет к взрыву. Именно в этот момент, как уверяли некоторые, онипочувствовали удивление. Однако все те годы не прошли бесследно, все те годы,вместившие «давай стянем у Кэрри простыню» в летнем лагере христианскоймолодежи, и «я нашла ее любовное письмо к Бобби Пикетту, давай размножим его и всемраздадим», и «давай спрячем где-нибудь ее трусы», и давай сунем ей в туфлизмею, и «топи ее, топи». Вот Кэрри упрямо тащится за группой на велосипеде иникак не может догнать. Кэрри, которую в прошлом году звали «пудингом», а вэтом — «мордой», Кэрри, от которой всегда пахнет потом. А вот она, присевпомочиться в кустах, обжигает зад крапивой, и все об этом узнают («Эй,краснозадая, как, до сих пор еще чешется?»). Вот Билли Престон мажет ей волосыореховым маслом, когда она уснула на занятиях. А сколько ее щипали, ставили ейподножки, когда она шла к доске, сбрасывали ее учебники со стола… Или тотслучай, когда ей в сумку подсунули скабрезную открытку… Вот Кэрри на церковномпикнике: она опускается неловко на колени, чтобы помолиться, наклоняется, и шовна старой полосатой юбке расходится вдоль молнии с таким звуком, будто кто-тогромко «подпустил ветра». Кэрри, которая никогда не может поймать мяч, дажекогда он летит ей прямо в руки, и всегда влетает в сетку на волейбольном поле.Кэрри, которая на втором году средней школы споткнулась на уроке современноготанца, растянулась на полу и отколола зуб. Кэрри, у которой чулки всегда сострелками, или «бегут» прямо на глазах, или вот-вот «побегут». Кэрри, у которойвсегда влажные пятна под мышками… Или вот Крис Харгенсен звонит ей после школыиз автомата на окраине города и спрашивает, знает ли она, что «поросячьедерьмо» пишется только в пять букв: К-Э-Р-Р-И… Все это вдруг сложилось вместе,и масса стала больше критической. Последний убийственный прикол, последняякапля в чаше терпения — и все. Взрыв.

Кэрри взвыла в наступившем молчании и, закрыв лицо полнымируками, попятилась. К мокрым волосам внизу живота прилип метко брошенный кем-товатный тампон.

Девушки следили за ней внимательными, настороженнымивзглядами.

Кэрри забилась в угол одного из четырех больших отделенийдушевой и медленно опустилась по стене на пол. Из ее горла рвались тягучие,беспомощные стоны. Глаза закатились, сверкая влажными белками, словно глазасвиньи в загоне бойни.

— Мне кажется, это у нее в первый раз… — неувереннопроизнесла Сью.

В этот момент с резким плоским хлопком распахнулась, ударивв стену, дверь, и в раздевалку узнать, что происходит, влетела мисс Дежардин.

Из книги «Взорванная тень» (стр. 41).

Как медики, так и психологи, занимавшиеся этим вопросом,соглашаются, что необычно позднее и столь травмирующее начало менструальногоцикла у Кэрри Уайт вполне могло послужить толчком к пробуждению ее латентныхспособностей.

Невероятно, но до самого 1979 года Кэрри просто не имелапонятия о цикличности процессов в организме зрелой женщины. И столь женевероятным кажется тот факт, что ее матери даже не пришло в голову обратитьсяк гинекологу относительно задержки у дочери почти до семнадцати лет началаменструального цикла.

Тем не менее факты именно таковы. Когда Кэрри Уайтобнаружила, что у нее началось кровотечение из влагалищного отверстия, онасовершенно не понимала, что происходит. Само понятие менструация было ейсовершенно незнакомо.

Одна из оставшихся в живых ее одноклассниц, Рут Гроган,рассказывала, что примерно за год до описываемых событий она как-то раз зашла враздевалку и увидела, как Кэрри стирает тампоном губную помаду. Мисс Гроганспросила ее: «Что это, черт возьми, ты тут делаешь?» И когда мисс Уайтпоинтересовалась, что она делает неправильно, мисс Гроган ответила: «Нет-нет,все правильно». Рут Гроган рассказала об этом случае кое-кому из своих подруг(автору этих строк она объяснила, что полагала тогда, будто «в этом даже что-тоесть»), и если позже кто-то пытался объяснить Кэрри истинное назначениетампонов, которыми та стирала губную помаду, она, возможно, относилась кподобным разъяснениям как к очередному розыгрышу — эта сторона жизни давно сталадля нее привычной…

Когда отзвенел звонок, и девушки отправились на второй урок(некоторым из них удалось незаметно ускользнуть через запасной выход еще дотого, как мисс Дежардин стала запоминать фамилии), мисс Дежардин, недолгодумая, воспользовалась стандартным приемом против истерики, а именно — залепилаКэрри пощечину. Конечно, она вряд ли признала бы, что это доставило ейопределенное удовольствие, и наверняка стала бы отрицать, что считает Кэррижирной визгливой свиньей. Она преподавала первый год и пока еще не сомневалась,что и в самом деле верит, будто все дети хороши.