Всего секунду, наверно, Кэрри стояла в нерешительности награнице двух участков, затем Маргарет Уайт глянула вверх и, Богом клянусь, оназалаяла на небо. Именно залаяла. А потом вдруг принялась… истязать себя, чтоли. Она впивалась пальцами себе в щеки и в шею, оставляя красные полосы ицарапины, и раздирала на себе одежду.

Кэрри вскрикнула: «Мама!» и бросилась к ней.

Миссис Уайт присела как-то по-лягушечьи и развела руки встороны. Я думала, она ее раздавит, и невольно закричала. А Маргарет Уайттолько улыбалась. Улыбалась и пускала слюни, которые текли по подбородку… Боже,как это противно!

Она схватила Кэрри в охапку, и они скрылись за дверью. Явыключила радиоприемник, и нам было их слышно. Не все, конечно, отдельныеслова, но мы и так понимали, что происходит. Молитвы, всхлипы, вопли — безумиекакое-то. Затем Маргарет велела Кэрри забираться в чулан и молиться. Девочкаплакала, кричала, что она не нарочно, что больше не будет… А затем тишина. Мы смамой переглянулись, и я могу сказать, что никогда не видела ее в такомсостоянии, даже когда умер папа. Она только сказала: «Бедный ребенок…», и все.Потом мы тоже пошли в дом.

Стелла Хоран встает и подходит к окну — привлекательнаяженщина в желтом сарафане с открытой спиной.

— Знаете, я как будто переживаю те события заново, — говоритона, поворачиваясь. — У меня внутри все просто кипит. — Она обнимает себяруками, словно ей стало холодно, и невесело усмехается. — Да, она была такаямилая. Глядя на эти фотографии, никогда не скажешь…

За окном по-прежнему спешат туда-сюда машины, а я сижу ижду, когда она продолжит рассказ. В этот момент она напоминает мне прыгуна сшестом, который глядит на планку и раздумывает, не слишком ли высоко еепоставили.

— Мама заварила шотландский чай, крепкий, с молоком — вродетого, как она всегда заваривала, когда я еще девчонкой залезала в крапиву илирасшибалась, падая с велосипеда. Ужасное варево, но мы пили, сидя друг напротивдруга на кухне — она в каком-то старом домашнем платье с разошедшимся на спинешвом, а я в своем бикини Вавилонской блудницы. Мне хотелось плакать, но все этобыло слишком жизненно, не так, как в кино. Однажды, когда я ездила в Нью-Йорк,я видела, как старый пьяница тащит по улице за руку маленькую девочку в голубомплатье. Она так плакала, что у нее кровь пошла носом. У старика был зоб, и шея— будто велосипедная камера. Огромная красная шишка на лбу, прямо посередине, ана синем пиджаке из саржи длинная белая полоса. Но все торопливо шли мимо,потому что, если не обращать внимание, они скоро скроются из вида. Тоже оченьжизненно.

Я хотела сказать об этом матери и только открыла рот, какслучилось то, другое событие — то самое, видимо, которое вас и интересует.Снаружи что-то бухнуло в землю, да так, что зазвенела посуда в буфете — непросто звук, а еще и ощущение удара, словно кто-то спихнул с крыши тяжелыйметаллический сейф.

Она закуривает новую сигарету и несколько раз быстрозатягивается.

— Я подошла к окну и выглянула на улицу, но ничегоособенного не увидела. И только когда уже собралась вернуться к столу, с небаупало что-то еще. Что-то блестящее. Я в первое мгновение подумала, что этобольшой круглый кусок стекла. Он ударился о край крыши Уайтов и разлетелся намелкие осколки, только это было вовсе не стекло, а большая глыба льда. Я хотелаповернуться, сказать об этом маме, и тут они посыпались прямо как град.

Глыбы падали на крышу Уайтов, на задний двор, на лужайкуперед домом, на наружную дверь в погреб. Эта дверь была сделана из листовогожелеза, и, когда по ней ударила первая глыба, раздался такой низкий звон,словно звук церковного колокола. Мы с мамой даже вскрикнули одновременно иприжались друг к другу, словно две маленькие девчонки во время грозы.

А потом вдруг все кончилось. Из дома напротив не доносилосьни звука. Я видела, как тают на солнце осколки льда и стекает по черепице вода.Огромный кусок льда застрял там между скатом крыши и невысокой трубой. Солнцеблестело так ярко, отражаясь в этой глыбе льда, что больно было смотреть.

Мама хотела спросить, кончится ли этот кошмар, но тут дикозакричала Маргарет — мы очень хорошо расслышали ее крик, и на этот развпечатление было еще хуже, потому что в нем чувствовался неприкрытый ужас. Азатем до нас донесся звон и звуки ударов, как будто она швыряла в девочку всейдомашней утварью.

Дверь на заднем крыльце в доме Уайтов открылась, ударившисьо стену, и так же громко захлопнулась, но никто не вышел, только крикуприбавилось. Мама сказала, чтобы я позвонила в полицию, но я не могласдвинуться с места. Просто застыла. Потом вышла на свою лужайку поглядеть, чтопроисходит. Мистер Кирк и его жена Вирджиния тоже вышли. И Смиты. Вскоревыбрались на улицу почти все, кто был в то время дома, даже старая миссисУорвик, что живет за квартал от нас, а она на одно ухо совсем глухая.

Тут начался жуткий звон бьющейся посуды. Бутылки, там,стаканы, не знаю, что еще. А затем разлетелось боковое окно, и оттуданаполовину вывалился кухонный стол. Богом клянусь! Большой ореховый стол — он,должно быть, фунтов триста весил. Ну как, скажите, могла женщина — даже крупнаяженщина — такое вытворить?

Я тут же спрашиваю ее, что она имеет в виду.

— Я ведь просто рассказываю вам, что произошло, — отвечаетмиссис Хоран почему-то расстроенным тоном. — Никто не просит вас верить мне наслово…

Она немного переводит дух и продолжает уже спокойно:

— Потом минут пять все было тихо. С водостоков на крышекапала вода, а по всему двору Уайтов валялись глыбы льда. Но они очень быстротаяли.

Миссис Хоран сдержанно смеется и гасит сигарету.

— Впрочем, почему бы и нет? Ведь на дворе был август.

Она подходит в задумчивости к софе, затем останавливается ивозвращается.

— А потом посыпались камни. Прямо с неба. Они падали сжутким воем — как бомбы. Мама вскрикнула: «Боже, да что же это?» — и закрылаголову руками. Но я даже не могла пошевельнуться. Все видели, и все не моглисдвинуться с места. Впрочем, это не имело значения: камни падали только научасток Уайтов.

Один камень ударил в водосток, и огромная железяка рухнулана лужайку. Другие наделали дыр в крыше. При каждом попадании в черепицураздавался громкий сухой треск, и взлетали маленькие облачка пыли. А от тех, чтопадали на землю, все вокруг вздрагивало. Я просто ногами чувствовала эти удары.

Посуда в буфете позвякивала, кухонный шкаф тоже дрожал, амамина чайная чашка свалилась со стола и разбилась.

Камни, когда падали на землю, оставляли большие ямы. Кратерыдаже. Миссис Уайт наняла потом старьевщика с другого конца города, чтобы тотвывез камни, а Джерри Смит с нашей улицы дал ему доллар и отколол кусочек.Отвез его в Бангорский университет, но они посмотрели и сказали, что этообыкновенный гранит.