– Знать не знаю! – задыхаясь, выдал рысь-феликефал. – Мне… мне подбросили!

– Говорю же вам, я не из отряда! – твердил Астра. Торговец с неторопливо рассеивающимся недоверием взглянул на него. – Я работаю… работал на фабрике по производству малахитовых кистей. Инженером.

– Чего ты мне тогда голову морочишь? – обозлённо бросил рысь-феликефал, отбирая у него кисти.

– Ничего я никому не морочу! – обиженно произнёс Астра. – Вы первый начали: отрядовец, отрядовец! Я просто законопослушный гражданин и не привык нарушать законы! – и, осмелев, выкрикнул, выбросив руку: – Убирайтесь отсюда, пока я в самом деле не позвал отряд!

Глаза торговца налились кровью, в руке у него блеснул нож. Торговец схватил Астру за грудки, приставив зубчатое лезвие к его горлу, легко приподнял кинокефала над землёй и прорычал:

– Ещё раз ко мне сунешься – пеняй на себя. А позовёшь отряд, так я тебя найду и шкуру спущу, понял?

«И, как назло, никого рядом, неоткуда ждать помощи… И город сегодня как-то необычайно пуст», – промелькнуло в голове у перепуганного до смерти кинокефала. Он сжался, как звезда, и, как самое уязвимое, прикрыв глаза, дважды или трижды кивнул.

Рысь-феликефал опустил его, вручил в руки коробку, жёсткой, до синяков под шерстью, хваткой взял кинокефала за плечи, развернул и с силой толкнул. Астра пустился наутёк, не оборачиваясь, не заметив, как вернулся туда, откуда пришёл, – к развилке.

«Пойду-ка я по другой тропе. Тем более через липовую аллею я хожу нечасто. И нет лучше средства взболтать обыденность, чем пойти другим путём. А мне, как никогда, требуется её взболтать».

Укрывшись в умиротворяющей тени могучих тополей, кланяющихся друг дружке кронами, Астра унял сердце и неспешно побрёл под ними. Шушукала листва, лёгкий ветерок будто невидимой рукой утопал в его белой с серебряным отливом шерсти. Растворяясь в прохладе, юный кинокефал любовался, как в ещё сырой от росы траве жёлтыми огоньками искрятся одуванчики, и тут его взгляд зацепился за лежащий посреди дороги чёрный ком, похожий на брошенную кем-то шубу. «Но какая шуба в начале лета?» – подумал он и ускорил шаг, а потом, когда, наконец, разглядел, что чёрный ком дышит, на всех парах бросился к нему.

Астра упал перед комком на колени, поставив коробку между ног: на боку лежал без чувств чёрный пёс – недееспособный. Так называли тех, кто ходил на четырёх лапах, но обладал разумом и речью, как и все кинокефалы и феликефалы. Как ковшом, чёрный пёс черпал пастью воздух; грудная клетка размеренно и с заметным усилием поднималась и опускалась, поднималась и опускалась. На шее, скованной похожей на застывшую карамель коркой, сосульками свисали зелёные кристаллы: одни длинные, другие короткие, третьи вырастали группками, четвёртые – поодиночке. Кристаллы переливались на солнце гранями, а внутри них кто-то словно заключил тускло мерцающий огонёк. Пёс был одет в коричневую кожаную курточку и кожаные штанишки. Усы у него вились, как бараньи завитушки.

– Говорить можете? – обратился Астра к псу. Тот лишь лихорадочно двигал белками глаз, но, вычленив из пространства кинокефала, вонзился в него исполненным мучительной болью взглядом. – Не можете, да? Ну всё-всё, я отнесу вас к доктору, всё будет хорошо. Только сперва…

Астра приподнял голову псу и, как бы широким бинтом, перевязал ему шею кофтой – малахитовые кристаллы, позвякивая, протыкали своими острыми концами ткань, просвечивая сквозь неё.

Кинокефал отодвинул в сторону коробку и принялся, разрезая локтями воздух, разбрасывать во все стороны рулоны синих чертежей и бессчётное количество белых листов, исписанных формулами, схемами и цифрами, пока не добрался до стопок книг.

«Крот ест червя», автор – доктор Цингулон, который, по иронии судьбы, уже направлялся навстречу юному кинокефалу и псу. «Крот есть червя» – научно-популярное издание, посвящённое вопросу перемещения в пространстве, со страницами, заклеймёнными кругами от чашек, и с гладкими и обточенными пальцами краями. На потёртой, поблёкшей, с истёртыми и загнутыми уголками твёрдой обложке, еле на ней помещаясь, толстый крот, действительно, как и указано в названии, поедал тонкого червяка.

Астра с превеликой осторожностью, как дитя, положил книгу на траву, а за ней в стопке лежала другая, по ботанике: «Как полюбить каменную розу и обрести душевный покой», с изображением мясистого молодила на мягкой новенькой обложке, где каждый листик цветка был разукрашен в цвета радуги. Рядом с башенкой из книг, в пузатом шершавом глиняном горшочке росла настоящая каменная роза, в самом деле походившая на застывший в камне, распустившийся бутон розы, голубой, как спелая сочная черника. Также по дну коробки перекатывались в прозрачных футлярах минералы: шарик селенита – миниатюра луны; кубик исландского шпата, через который глянешь на предмет, а он – двоится; кристалл чистого, словно ключевая вода, горного хрусталя; зернышки алого, как кровь, эвдиалита и многие другие всех цветов, и оттенков, и форм.

Последней книгой из стопки оказалась «Путешествие в колыбель», про приключения отважного кинокефала, которому вдруг стала не мила жизнь, и он отправился геройствовать. Астра не любил хвастаться этим низкопробным, но жутко увлекательным чтивом перед друзьями с работы, поэтому читал на обеденных перерывах, пока никто не видит.

Когда коробка опустела, Астра почти так же осторожно, как он обращался с книгами, положил в неё пса: только голова, свесившись за борт, не поместилась, и шея, поражённая странной болезнью, тёрлась об острые края коробки, отчего бедолага стонал и поскуливал, неестественно выгибаясь. Астра боялся заразиться малахитовой болезнью и в то же время стыдился своего страха, но ничего не мог с собой поделать. Он нагнулся и, пыхтя и надув щёки, поднял коробку за ручки – они прогибались под весом жилистого пса и к тому же резали ладони. Тогда Астра решил тащить коробку по земле. Осмотревшись вокруг и не найдя поблизости никакого подобия верёвки, он снял со штанов ремень: одним его концом перевязал ручку, ухватился за другой и потащил. Коробка днищем билась об камни, подпрыгивала, и пёс трясся в ней, как космонавт, входящий в атмосферу. Но не успел Астра сделать и несколько шагов, как послышался глухой треск, и в руке остался болтаться один только ремень с куском картона. Так бы юный кинокефал и пялился на него недоумевающим взглядом, если бы краем глаза не заметил феликефала, идущего в его сторону.

– Помогите, у меня тут пёс в коробке – ни жив ни мертв! Прошу, сюда! – с мольбой в голосе звал на выручку Астра незнакомца, махая руками, и чем ближе подходил незнакомец, тем легче узнавались знакомые черты: лев-феликефал возраста пятидесяти лет, коренастый, издалека похожий на треугольную каменную глыбу и с такой же непропорциональной,