голову. Астра не ослушался: он уложил больного на чёрный стол, и холод железа ужалил кинокефала в руку. Голова пса безвольно, с глухим стуком, ударилась об стол. На секунду показалось, что пёс не дышит, но жизнь в нём выдавала грудная клетка – она мерно и неприметно то поднималась, то опускалась, поднималась, опускалась.

Доктор наспех набросил на свой генеральский мундир безукоризненной чистоты, выутюженный, но не по размеру, чёрный халат, поднял вверх руки, протискивая их в узкие рукава. Проделав это, он застегнул каждую пуговицу, взял со стола чёрные кожаные перчатки и ловко, почти играючи, втиснул в них свои толстые пальцы. Доктор действовал стремительно и с безупречно отточенными движениями феликефала, знающего своё дело.

– Крови не боитесь? – спросил он у Астры запыхавшимся голосом и, не дождавшись ответа, продолжил: – Ваш халат там, на стуле, у окна. Надевайте его и перчатки. И порасторопнее, пожалуйста! – подгонял его доктор, и голос его становился всё железнее. – Из троих в этой комнате должны жить, по крайней мере, двое!

Астра тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Халат он надел наизнанку, запутавшись в нём, кое-как натянул перчатки с особыми вставками на кончиках пальцев для когтей. Астра только закончил, когда Цингулон уже давно стоял за столом наготове и смотрел предосудительным взглядом из-под вечно хмурых бровей.

– Повторюсь, хоть и не привык и не люблю повторяться: крови не боитесь?

– Не то чтобы… – замялся Астра, оказавшись, наконец, по левую руку от доктора.

– Так боитесь или нет? – надавил Цингулон. – В обморок не упадёте? Не придётся мне вместо одного спасать двух?

– Не боюсь! Не упаду! – воскликнул Астра, испугавшись собственной смелости.

– Вот такой настрой мне по душе, – усы доктора съёжились от улыбки. – Полагаю, вы никогда прежде не работали в соавторстве?

– Не приходилось, – честно и стыдливо признался Астра.

– Нечего было и спрашивать, – покачал стриженой, безгривой головой доктор, но без осуждения. – Ваша задача – слушать меня и слышать. Поручения будут предельно просты.

Пса перевернули на живот – кристаллы на его шее забряцали, хихикая над вооружённой тишиной. Доктор положил одну руку ему на лоб, а в другой держал короткую круглую малахитовую кисть из оникса, а на ней золотом была выгравирована надпись: «Моему верному последователю. Л.»; с коротким и острым, как гвоздь, ворсом золотистого оттенка.

– Будьте добры, занавесьте окна, – сказал доктор.

Подойдя к окну, Астра увидел в нём пруд с чёрной водой, и необъяснимое чувство тоски вымарало его душу. Задёрнув шторы, он обрубил, как свисающий из окна хвост, поток солнечного света; в груди у него бешено забилось сердце. И как-то внезапно тоска смылась.

– Идите быстро, но осторожно, – раздался бас доктора.

Астра, щупая перед собой темноту, пошёл на зелёный свет, лучившийся из шеи пса. Когда упёрся в стол, пошатнув его и ойкнув, он сказал:

– Я здесь, доктор Цингулон!

– Тогда приступим, – ответил Цингулон, окружённый тусклым изумрудным ореолом.

Сначала доктор изобразил на голове у пса маленькую чёрную точку, отделив её от прочей темноты мельчайшим капельным бликом, а уже потом выводил из неё линии и изгибы макового цветка с тончайшей щетинистой ножкой, с лепестками, как пролитая кровь, как трепещущий на ветру огонь. Показалось, что пёс пошевелил головой, но это корни мака оплетали, стискивали её. Цингулон поднёс выращенный им цветок к носу пса, сказав негромко и без тревоги:

– Сейчас больной заснёт.

И правда: послышалось еле уловимое слухом свистящее дыхание.

– А сейчас с помощью ластичного геля я удалю образование, – сосредоточенно сказал доктор.

Нерабочим концом кисточки он стёр зелёную корку с шеи пса, потом приказал Астре перевернуть больного на один бок, на другой, на спину, и так доктор подтирал все корки. Там, где доктор стирал ластичным гелем, раскрывалась кожа, обнажались косые, красные сплетения мышц. Цингулон зачерпнул на кончик кисти цвет собачьей шерсти, захватив и цвет кожи, и без затей, короткими, бегущими с подскоком зубчатыми штришками закрасил им оголённые мышцы. Они снова обтянулись молодой и гладкой кожей с красивой новой шерстью.

– Ну вот и всё, – сказал доктор, сорвал с головы пса мак, смяв его в толстых пальцах. Астра с жалостью проводил взглядом летящий в урну под столом цветок. – Как видите, не всегда нужна малахитовая краска. Иногда вот она – только руку протяни!.. А вы, надо отметить, были совсем не дурным соавтором, Астра. Ох, я ведь совсем забыл, – взглянув на часы, безучастно произнёс доктор. – К полудню мне следовало быть на базе. У меня должна состояться встреча с одним очень важным… В общем, у меня встреча. Не будете ли вы так добры, Астра, присмотреть за больным на время моего отсутствия?

– Как уже говорил, я его не брошу. Буду с ним рядом столько, сколько понадобится. А вы – вы занимайтесь своими делами и ни о чём не беспокойтесь, – отрапортовал Астра, выпрямив спину.

– Великолепно! – воскликнул генерал, выпятив подбородок и тряхнув головой с выстриженной гривой так, что круглые очки подпрыгнули на его переносице. В проскальзывающих через окно лучах солнца вмятина на его лбу сверкнула зеленцой. – Никуда не уходите, – почти шёпотом произнёс он с затаённой улыбкой и долгим взглядом обвёл Астру. Потом повесил халат в шкаф и поспешно удалился.

Астра остался наедине с больным, обрадовавшись, что тот долгий взгляд доктора больше не роется в его душе. Он положил ладонь на собачью шею, туда, где ещё недавно бренчали зелёные кристаллы, а теперь лоснилась новая, жестковатая шерсть, – страх куда-то пропал. Астра гладил пса, но гладил боязливо – а можно ли? И тут пёс резко открыл глаза – цвета обожжённой глины, с исхлёстанными красными жилками белками, и на мгновение глаза словно отделились от неподвижно лежащего тела, выпучились, в них пробудилась безумная живость, и они вошли в Астру, как входит в кожу игла, – и тот отдёрнул руку, попятился; внезапно остановился, прислушался.

– Ды… дын… дын… Дынная улица, дом один, квартира восемь, – закончил пёс, резво вскочил, гремя когтями по металлу стола, как вскакивает споткнувшаяся лошадь, и снова повалился на него без сил, затихнув.

Астра в страшном волнении метнулся к нему и принялся успокаивать глухим голосом:

– Я нашёл вас на дороге без сознания и отнёс в дом к доктору Цингулону, генералу. Слышали о таком? Ну, конечно, слышали, кто же о нём не слышал! Доктор Цингулон вас вылечит, ему можно доверять. Всё будет хорошо.

– Обычно после слов «всё будет хорошо» вся заварушка и начинается, – вымученно усмехнулся пёс. Голос его был липким, как клейстер, неистребимо насмешливым и язвительным.

Силы стремительно возвращались к нему – даже слишком стремительно. Пёс поднялся