Каждый раз перед выездной сессией охватывало особенноеволнение, пожалуй, составлявшее главную прелесть возложенной на него миссии. Счем бы сравнить это ощущение? Будто грудь всасывает не мутный московскийвоздух, а охлажденное шампанское, которое щекочет бронхи и трахею веселымипузырьками. Но это не самодовольство и, упаси Боже, не кураж — мол, захочуказню, а захочу помилую. Никакого произвола, никакой предвзятости. Раз тыизбран быть взыскующим оком и указующим перстом, изволь отрешиться от всеголичного, не зарывайся.

А все же, знать, есть во мне что-то особенное, если избранименно я, подумал Собкор, посмотрел на себя в витрину киоска и остался доволен:статная фигура, гордая осанка, костюм — мешковатый, но элегантный, а ведькуплен еще в семьдесят седьмом, во время бейрутской командировки.

Дом номер один по улице Солянке раскинулся чуть не на целыйквартал, был он с несколькими дворами и множеством подъездов. Поди-ка отыщи,где тут офис 13-а.

Ничего, нашел.

Любопытная оказалась фирма «Страна советов»: ни вывески, нитаблички. Знать, не афиширует магистр Н.Фандорин перед соседями свой бизнес.

Горячо, подсказал участившийся стук сердца, горячо!

Подъезд, правда, разочаровал. Ни охранников, ни консьержки,даже кодового замка нет — входи кто хочет. Стены облупленные, лифт допотопный.

Ясное дело: прибедняется цельнополосный рекламодатель,уклоняется от налогов, не желает делиться с обществом своими жульническимидоходами.

На пятом этаже медная табличка — просто «Офис 13-а», и всё.Открыла Собкору длинноногая красавица с фиолетовыми волосами и шальнымизелеными глазами. Кожаные рейтузы в обтяжку, высоченные каблуки, оранжевогоцвета губы.

— Я не ошибся? — спросил Собкор. — Здесь находится фирма«Страна советов»?

И холодок разочарования: а что если это просто бордель? Вотведь и реклама напечатана не где-нибудь, а в газете «Эросс». Тогда времяпотрачено впустую, мелкие грешки не по нашей части.

— Абсолютно, — ответила впечатляющая девица. — Зо вас?

Это по-немецки, не сразу догадался Собкор. Означает: «Нуи?». Не очень-то любезно.

— Я прочитал в рекламе, что здесь торгуют советами… А у менякак раз такая ситуация, что очень нужно посоветоваться…

Нарочно так сказал. Если тут публичный дом, сразу дадут отворот поворот.

Но экзотическая красотка кивнула:

— Клиент? По рекламе? Антре. Тоже еще полиглотка выискалась.Вид офиса подтверждал гипотезу о намерении надуть фискальные органы. Бывшаякоммуналка, никаких особенных евроремонтов. Коридор с какими-то гравюрками постенам вывел в маленькую приемную: письменный стол с оргтехникой, диванчик,кактус на окне — в общем, кто честной бедности своей и всё такое прочее.

Разноцветная нимфа уселась за компьютер, из чего следовало,что она здесь трудится секретаршей. Собкор только головой покачал.

Должно быть, к приходу налоговых проверяльщиков эта Гелласмывает косметику и переодевается скромницей, а то на нее достаточно посмотреть— сразу ясно, за какую работу ей платят зарплату и, можно быть уверенным, немаленькую.

— Логин? Пароль? — спросила фифа, щелкнув по клавиатуре, иСобкор снова забеспокоился — не вышло ли ошибки. Пароль?

Здесь что, какой-то закрытый клуб?

— Имя, цель визита? — вздохнув, перевела сама себясекретарша.

Окинула посетителя взглядом и наморщила носик, в точеномкрыле которого посверкивал маленький бриллиант. Собкор иронически улыбнулся —стало быть, не произвел на нее солидного впечатления.

— Пишите: Николай Иванович Кузнецов. — Сделал паузу,уверенный, что это имя поколению фиолетововолосых и оранжевогубых ничего неговорит. Так и есть — секретарша как ни в чем не бывало запорхала пальцами поклавишам. — А про цель визита я сообщу самому магистру. Можно войти?

Он кивком показал на дубовую дверь, за которой, очевидно,располагался кабинет проходимца.

— Абонент временно недоступен, — буркнула нахалка,отвернувшись от неинтересного клиента.

Достала зеркальце, полюбовалась на свою холеную мордашку.Потом поджала губы, поелозила ими туда-сюда. Он знал: это чтобы помада легларавномерней. И Люба так делала. Только помада у нее была приличного цвета,светло-розовая.

Воспоминание относилось к прежней, ненастоящей жизни, иСобкор затряс головой, отгоняя его прочь.

— Я не понял. Его нет на месте? Или у него посетитель?

Секретарша опять ответила непонятно:

— Шеф путешествует во времени. Хотите — ждите. Вон, вчилл-ауте. — И мотнула головой в сторону диванчика.

Если б были собственные дети, я бы, наверное, лучше понималязык современной молодежи, подумал Собкор. А так, без домашнего репетитора,чувствуешь себя с новым поколением каким-то иностранцем.

На столике вместо обычных журналов лежали альбомы срепродукциями. Репин, Васнецов, Лансере, Борисов-Мусатов.

Полистал немного. Хорошо раньше художники писали, не то чтонынешние.

— Шит-мерд-шайзе! — Секретарша бросила зеркальце на стол. —Не розовый, абсолютно!

Выскочила из-за стола, убежала в коридор, сердито топочакаблучками.

Истеричка. Ведет себя, будто она здесь одна. Или носом чует,у кого есть деньги, а у кого их нет? Которые без денег для нее не люди.

А я теперь и есть не вполне человек, сказал себе Собкор, ивнутри у него всё затрепетало, потому что приближался Миг Истины,высокоторжественный момент Принятия Решения. Тут следовало положиться на первоевпечатление, не искаженное фильтром логики и предубеждения, прислушаться кголосу собственного сердца, которое есть частица Бога. Не шутки ведь,человеческая жизнь на весы положена, пускай даже человечишко гад и обманщик.Права на ошибку нет, слишком высока и страшна возложенная ответственность.

Собкор поднялся и, коротко постучав, открыл дубовую дверь.