И тут Нику сорвало с винта во второй раз, кудаосновательней, чем в прошлый.

Он вскочил так порывисто, что отъехало кресло, и заорал напсевдо-Кузнецова самым недостойным, постыднейшим образом. Нет, оскорблений вего филиппике не содержалось, но слово «совесть» прозвучало трижды, а выражение«кто дал вам право» целых четыре раза. Черт знает, что творилось сегодня срусским англичанином — он сам себя не узнавал. Должно быть, перенервничал из-занесуществующей бритвы.

Пакостник слушал Никину тавтологию внимательно, не проявлялни малейших признаков раскаяния или обиды. Скорее в его глазах читалось нечтовроде радостного изумления.

На шум и крик в кабинет влетела Валя. То есть влетел, потомучто женщина-вамп, явившаяся утром на работу и всего полчаса назад поившая шефачаем, успела трансмутироваться в стройного бритоголового юношу. Исчезликосметика и фиолетовый парик, туфли на десятисантиметровом каблуке сменилисьтяжеленными ботинками, блузка — асимметричным свитером грубой вязки. Этаметаморфоза означала, что фандоринский ассистент, личность капризная инепредсказуемая, ошибся в дефиниции сегодняшнего дня и на ходу поменял его цветс розового на голубой.

Валя Глен появился на свет существом мужского пола, однако впроцессе подрастания и взросления тендерное позиционирование необычного юношиутратило определенность. Иногда Вале казалось, что он — мужчина (такие дниназывались голубыми), а иногда, что он, то есть она — женщина (это настроениеименовалось розовым). Фандорин сначала пугался интерсексуальности своегопомощника и никак не мог разобраться с грамматикой — как говорить: «Ты опятьстроила глазки клиенту!» или «Ты опять строил глазки клиентке!» Но потомничего, привык. По розовым дням ставил глаголы и прилагательные в женский род,по голубым — в мужской, благо спутать было трудно, поскольку Валя даже говорилдвумя разными голосами, тенором и контральто.

Стало быть, вбежал в кабинет андрогин, успевший перекраситьсегодняшнее число в цвета неба, и воинственно подлетел к посетителю.

— Вас ист лос, шеф? Сейчас я этого гоблина делитом и вбаскет!

Сиюминутная половая самоидентификация никак не отражалась наВалином лексиконе — в любой из своих ипостасей он выражался настолькосвоеобразно, что без привычки и знания языков не поймешь. Во всем было виноватохаотичное образование: Глен успел поучиться в швейцарском пансионе, американскойхай-скул и закрытой католической школе под Парижем, но всюду задерживалсяненадолго и нахватался от разных наречий по чуть-чуть. Николас содрогался отмысли, что через сто лет всё человечество, окончательно глобализовавшись, будетизъясняться примерно так же. Да и выглядеть, наверное, тоже. Пока же, славаБогу, Глен мог считаться существом экзотическим.

Сделалось стыдно — и за собственные вопли, и заневоспитанного ассистента. Фандорин махнул Вале, чтоб исчез, а передпосетителем извинился, закончив словами: «Вы должны меня понять».

— Ничего, я понимаю, — снисходительно обронил несостоявшийсяклиент, проводив взглядом Валю. — Этот молодой человек очень похож на вашусекретаршу. Ее родственник? Он тоже работает у вас?

— Да, брат. Помогает, когда дел много, — соврал Ника. Необъяснять же про голубое и розовое — у человека и так психика не в порядке.

Удовлетворившись ответом, странный гость снова воззрился наФандорина. Пожевал губами. Изрек:

— Случай не очевидный. Суд удаляется, на совещание.

Встал, с достоинством кивнул и прошествовал к выходу. Нуявный шизофреник, что с такого возьмешь.

Николас сокрушенно вздохнул, развернул монитор поудобней.Экран скинул черную завесу, ожил. Возник крупный план: лицо Екатерины.Величайшая женщина русской истории смотрела на Нику внимательно, не мигая, какбудто знала, что решается ее участь.

Глаза же у матушки-государыни оказались светло-серые,лучистые, с хитрыми морщинками по краям. А может, морщинки не от хитрости, а отщек, подумал Митридат. Вон какие щеки пухлые, словно две подушки. Давят, поди,на глаза-то.

Богоподобная Фелица была вся такая: толстая, раздутая, будтоедва втиснувшаяся в платье. Ступня, поставленная на резную скамеечку, выпиралаиз сафьяновой туфельки, как разбухшее тесто из чугунка, подбородок виселскладками, и даже под носом, где по физиогномическому устройству вроде бы и неположено, тоже была складка — надо думать оттого, что ее величеству приходитсямного улыбаться без истинной веселости, по привычке извлек причину из следствияМитя.

Августейший взгляд задержался на маленькой фигурке накакую-нибудь секундочку, но Митридат сразу же прижал руку к сердцу, как училпапенька, и изящно поклонился, отчего на лоб щекотно сыпануло пудрой с волос.Увы, царица равнодушно скользнула своим светоносным взором снизу вверх, сполуторааршинного мальчугана на саженного индейца, не заинтересовалась и им.Чуть подольше разглядывала усатую женщину. Раздвинула губы в рассеянной улыбке,снова посмотрела в карты.

— Я чай, дама-то бубновая вышла? — произнес слабый,дребезжащий голос, выговаривавший слова на немецкий манер. Жирная руканерешительно взяла из желоба на столе белую фишку, подержала на весу. Как вамэто понравится, а? Хороша повелительница Российской империи, не можетзапомнить, какие карты вышли, а какие нет! Это в бостон-то, игру простую иглупую, где всего тридцать шесть листков!

Тут Митя в императрице окончательно разочаровался. Напортретах-то ее Минервой рисуют, Афиной Палладой, а сама как есть бабушкастарая. Точь-в-точь асессорша Луиза Карловна, что заезжает к маменьке почетвергам кофей пить. Даже чепец такой же! А что это у ее величества пониже уха(государыня как раз повернулась к партнерше слева)? Ей-богу, бородавка, сиречькожный узелок на эпителиуме, и из бородавки седые волоски. Ну и ну!

Он жалостливо покосился на папеньку, что стоял справа инемного позади, как было предписано инструкцией. Вот уж кто, должно быть,сражен и убит. Как он живописал небесную красоту и величавость новойСемирамиды! Бывало, даже глаза увлажнялись слезой, а тут нате вам.

Но папенька, казалось, не заметил ни поросячьих щек, нипротивной складки под носом, ни волосатой бородавки. Его прекрасные, немногонавыкате глаза сияли экстатическим восторгом. Алексей Воинович тихонько ткнулсына пальцем в плечо: не вертись, стой смирно. И Митридат стал стоять смирно,только смотрел уже не на жирную старуху, а на других игроков, которые былинесравненно приятней взору.