Сдернул с головы шапку, погладил по макушке, снова надел.

Вот ведь привязался!

Митя забарахтался в крепких руках коллежского советника,крикнул:

— Пусти! Не хотю пряников! И лосядку не хотю!

Может, заступится кто-нибудь? Соседка-помещица оглянулась,сказала своим чадам:

— Вот какой мальчик крикун. Кобенится, ничего не хочет.

Сизов быстро понес сопротивляющегося Митю к дверям.

Ну уж это чересчур!

— Мама Пася! — отчаянно заорал Митя. — Данила-а-а!

В темном коридоре не было ни души.

— Тихо ты, бесеныш! — шикнул чиновник и внезапно перехватилпальцами горло, так что Митя сбился с крика на хрип. — Будешь шуметь, шейнуюжилу раздавлю!

«Вы что, с ума сошли?» — хотел спросить новгородца Митя ужебезо всякого детского сюсюканья, но с губ рвался лишь сип.

Сизов же выдернул из кармана носовой платок и запихал ему враскрытый рот, а потом сорвал с шеи галстух и повязал сверху. Только послеэтого отпустил горло, но с забитым ртом не очень разговоришься.

Опять подхватил на руки, через холодные сени выбежал наружу.

И там никого не было. По темной улице мела вьюга. Горелтусклый фонарь.

— Сейчас, сейчас, — бормотал сумасшедший, отвязывая отпривязи каурую лошадь, никакую не мохнатую и безо всяких бубенцов.

Лошадь была впряжена в одноместный возок, похожий наповернутую боком корзинку.

— Тихо! — рявкнул коллежский советник на извивающегося имычащего Митю. — Пришибу!

Откинул сиденье, под ним оказался пустой короб. Сизов сунултуда Митю головой вниз, захлопнул крышку и, судя по скрипу, уселся сверху.

Митридат попробовал вывернуться. Куда там! Тесно, нешелохнешься. Уперся спиной в сиденье — не сдвинул ни на полдюйма.

Господи Боже, что ж это творится?

— Н-но, пошел!

Сани тронулись, однако проехали недалеко. Раздался звукбыстрых шагов, лошадь заржала, остановилась — видно, кто-то схватил за узду.

— Что вам нужно? — крикнул Сизов. — Пустите повод!

— Сударь, где мальчик?

Это был голос Фондорина!

Митя замычал, стал тыкаться в стенки проклятого короба. Яздесь! Данила Ларионыч, миленький, я здесь!

— Какой мальчик? Я спешу. Прочь!

— Казачок моей приятельницы. Мне сказали, что это вы вынеслиего из залы.

— А, тот мальчонка? Право, не знаю. Дал ему леденец, он иубежал куда-то. Шустрый пострелёнок. Прощайте, сударь. Мне недосуг.

— Убежал? А что это за стук доносится из-под скамьи?

Ага, услышал! Митя заерзал еще пуще.

— Это я лягавых щенков положил, чтоб не померзли. А впрочем,не ваше дело. Вы мне докучаете. Великое ли дело, казачок потерялся!

На это Данила ничего не сказал, но коллежский советникугрожающе повысил голос:

— Пусти руку, невежа! Я в Новгороде лицо известное!Коллежский советник Сизов! Мне и полицмейстер подвластен! Скажу слово —проведешь ночь в холодной! Ну!

— Моя спутница весьма привязана к своему казачку, — словнобы оправдываясь молвил Фондорин. — Что же я ей скажу?

Чиновник убавил грозности, очевидно, считая спор решенным.

— Скажите ей, чтоб уезжала из нашего города, да поживей.

— Уезжала? — с сомнением переспросил Данила. — Однакоказачок — ее собственность. Он стоит денег, да и на его экипировку потраченонемало. Бекеша, мерлушковая папаха, сапожки на меху…

Сизов оборвал его — нетерпеливо, веско:

— Передайте вашей спутнице, чтоб забыла и о казачке, и обекеше. Всякая попытка искать возмещения своих потерь обернется лишь противнее.