было беспокоиться. Я пережил смерть родителей в автокатастрофе за год до начала эпидемии, в августе 2032 года.

В двадцать шесть лет я остался один, уволился из архитектурного бюро, где занимался дизайном интерьеров, и решил полностью перезагрузиться, слетав в десяток стран, которые мечтал посетить. Но этим планам не суждено было сбыться. Как оказалось, я вошел в первые тысячи заболевших, заснув во время ожидания своего вылета в аэропорту, до того, как был объявлен карантин и прекращено авиасообщение. Я так и не вспомнил этого момента, узнал о нем из своей медицинской карточки.

В итоге я проспал одну из самых страшных эпидемий в мире, о которой сейчас узнавал со слов персонала центра, из ознакомительных видео и постов в социальных сетях.

Поэтому после пробуждения на меня не давили воспоминания о бессонных ночах из-за страха уснуть навсегда, о поглощающей панике, когда ранним утром просыпаешься первым и не можешь точно знать проснутся ли все остальные члены семьи. Когда часами не можешь решиться разбудить любимого тебе человека, так как боишься, что он не отреагирует на твои попытки. Когда приходишь в ужас от простого обычного зевка в середине дня.

И я не испытывал клаустрофобии от строжайшей изоляции и не наблюдал из окна за людьми в костюмах химзащиты, выносящими пластиковые мешки из соседних домов. У меня просто не было привычного многим страха за судьбу человечества и ощущения полной безысходности, о которой рассказывали другие пациенты. В этом плане мне и правда «повезло».

3. Профессор

К моему пробуждению более трети населения планеты уже перестало спать, а девяносто процентов заболевших было разбужено. В центре пробуждения на моем этаже практически не осталось спящих, а на нижнем уровне находилась всего пара десятков человек.

Профессор был вторым пациентом, которого я встретил в центре. Первой оказалась невероятно ворчливая женщина из соседней палаты, не перестававшая жаловаться на все, что попадало в поле ее зрения. Но ее выписали буквально через день после моего пробуждения, что благотворно сказалось на моем этапе восстановления сил.

Айдан Скиг — профессор физики — был добродушным восьмидесятилетним дедушкой с пожелтевшими от табака усами и небольшой бородкой. Его палата находилась в дальней от входа части коридора нашего этажа. В старом темно-синем спортивном костюме он заглянул ко мне солнечным утром через первые сутки моего бодрствования, приоткрыв дверь палаты черной тростью, которую использовал из-за больной правой ноги.

— Прошу прощения, — он аккуратно постучал резиновой насадкой трости по краю двери. — Медсестры любезно мне сообщили о вашем пробуждении. Могу я войти?

Я вскинул голову, оторвавшись от планшета с подборкой основных новостей за период пандемии.

— Да, конечно, добрый день, я Энри.

— А я профессор Скиг. Вижу, складываете кусочки мозаики, — прикрыв за собой дверь, профессор указал тростью на планшет. — Все «оттаявшие» через это проходят, восполняют пробелы.

— Оттаявшие?

— Так персонал называет проснувшихся, так как во время сна у всех заболевших снижена температура тела. Многим кажется, что грубо звучит, но я так не думаю, — профессор перевел взгляд вновь на планшет. — Невероятно, да?

— Пока у меня ощущение, что все это сон, — признался я.

— Я тоже так думал в первую неделю, — профессор похлопал по своему бедру. — Из-за ноги пришлось задержаться тут. Потом начал разбираться, в первую очередь в самом способе отказаться от сна.

— Да, я именно этим и занимаюсь прямо сейчас, — я отложил планшет и жестом предложил присесть на стул.

Профессор, прихрамывая, прошагал к стулу напротив моей кровати и аккуратно на него приземлился.

— Понимаете, в чем дело, не было сложности уничтожить сам механизм сна, та же фатальная семейная бессонница прекрасно с этим справлялась и до возникшей необходимости. Проблема заключалась в переносе функций анализа и регуляции различных систем организма, которые происходят, когда человек спит. Целый каскад задач на множестве уровней, — профессор закивал сам себе. — И оказалось, что этим в мире уже не один год занимались сразу несколько нанотехнологических стартапов, пытаясь увеличить время бодрствования. В одном из них даже проходил этап испытаний на добровольцах. Компании впоследствии были объединены в холдинг с единым доступом ко всем наработкам. Им был предоставлен по сути бесконечный бюджет, а штат усилен крупнейшими экспертами в сфере. И вот сейчас в вашем и моем организме находится целый рой из нескольких типов нанитов, которые заняты тем, чтобы сохранить жизнь и здоровье организма в отсутствие сна. Невероятно.

4. Я тоже это вижу

Недельная программа реабилитации подходила к концу. Помимо лечебной физкультуры, общения с психологом и расспросов персонала центра, я успел пообщаться с еще несколькими пациентами, как на этаже, так и нижнем уровне.

И все мы были ошарашены известием о жизни без сна. Сам факт того, что теперь человеку не требуется проводить треть своей жизни по сути без сознания будоражил. Мы проснулись в мире, который не просто приходил в себя от страха полного вымирания, но стремительно менялся — общий распорядок дня, режимы работы и отдыха, трудовое законодательство, работа государственных сервисов и коммерческих компаний. У людей появились те дополнительные часы в сутках, о которых многие так часто, пусть в шутку, но говорили, и теперь нужно было продумать, как эффективнее всего распорядиться появившимся временем.

Но все изменилось за день до моей выписки — тогда появились первые звонки, что что-то не так. Медсестры активно начали шептаться, но замолкали, когда я проходил мимо. Я слышал настораживающие обрывки фраз про невозможность дозвониться до родных в других городах, военный транспорт на улицах и «странные аварии». Никто ничего не понимал, что создавало еще большее напряжение.

Зайдя к себе в палату, я попробовал посмотреть новости в сети, но не смог зайти ни на один сайт, интернет не работал, хотя качество связи было хорошим.

Вечером того же дня ко мне заглянул профессор. По привычке я выключил свет в палате, оставив работать прикроватную лампу — десомнолог советовала постепенно адаптировать организм к постоянному бодрствованию вне зависимости от циклов освещенности.

— Помнишь малыша из палаты около выхода с этажа? — профессор стоял в дверях моей палаты. — Уорф, да, так его звали.

— Да, конечно, его же выписали вчера?

— За ним и матерью, что была с ним после пробуждения, приехал отец. — Профессор присел на стул, рядом с больничной кроватью, на которой я собирал свои вещи для выписки. — Он учился у меня на кафедре. Посредственные результаты, но похвальная настойчивость. В дальнейшем Нэг начал работать в компании, которая выполняла заказы нескольких правительственных структур.

Профессор дрожащей рукой отложил