– Отчего бы нет? – опрометчивозаявила я. – Ничего плохого в увеселительных заведениях я не вижу.

– Вы только на нее посмотрите! –пришла в ярость Бахнова. – Ты предлагаешь приличной даме надеть юбку допупа, нацепить светящиеся браслеты и скакать в ужасном шуме с отвязнымиособами!

Я горько вздохнула и решила помолчать. ПустьМиленка спрашивает что угодно, ответа от меня она не дождется!

– В кафе не пойти, – вещалаБахнова, – от театра меня тошнит, в кино темно, на концертах дураки, причемвезде – и на сцене, и в зале… Где провести время с мужиком, если он вот-вотсделает тебе предложение, а?

– Дома, – вырвалось у меня, несмотряна решение не разевать рта.

– Верно, – неожиданно развеселиласьмоя собеседница, – хорошая идея! Ты забыла, что там у меня Нахрената?

Дама со столь странным и неблагозвучным именемявляется свекровью Милены. Я не очень сведуща в семейной истории Нахренаты, нознаю, что вообще-то именовать ее свекровью не совсем правильно. Она вышла замужза отца Юры, когда мальчик еще не ходил в школу. Куда подевалась его роднаямать, я понятия не имею – Бахнов никогда при мне не вспоминал о ней. Мамой онзвал Нахренату, причем абсолютно искренне, со стороны сразу было видно, чтоЮрий очень любит свою мачеху.

Милена не москвичка, она приехала в столицу изкакого-то маленького городка, чтобы поступить в театральное училище. На первомже экзамене абитуриентка встретила будущего мужа – Бахнов, преподаватель вуза,сразу влюбился в Милю. Надо сказать, что внешность у Милены и сейчасангельская, совершенно не соответствующая ее характеру, а десять лет назад онаи вовсе походила на Снегурочку: белая-белая кожа, голубые глаза, наивный взор,коса до пояса. Еще юную абитуриентку отличало от сверстниц умение жаркокраснеть. То, что к трепетной красоте прилагается стервозно-истеричныйхарактер, приятели Юры поняли сразу. Последним, кто разобрался в сущностикрасавицы, был Бахнов. Думаю, если бы не болезнь, Юра в конце концов оформил быразвод: за год до его смерти между ним и Миленой пробежала целая стая черныхкошек. Но Юра угодил в клинику, и ему стало не до выяснения отношений с женой.

После кончины Бахнова Милена осталась жить сосвекровью. Молодой вдове просто некуда было деться, собственной жилплощади унее не имелось, денег на съемную квартиру тоже, а Нахрената ни за что несогласилась бы разменять апартаменты. Не надо думать, что мачеха Юры гречанкаили какая-нибудь испанка – Нахрената не имя, а прозвище, на самом деле ее зовутОльга Ивановна. Почему ее стали звать столь экзотическим образом? Об этом чутьпозднее.

– Короче, в восемь вечера мыприедем! – раздался очередной вопль Милены.

– Кто? Куда? – потрясла я головой.

– Опять сорок пять! – вскипелаМилена. – Я сто раз повторила! Мне негде встречаться с Вадиком: вобщественных местах противно, а дома Нахрената. Кстати, я сказала ей, что едуна съемки, ну да Нахренате на все плевать… Понимаешь, Вадик не должен знать просвекровь, это раз. Про то, что я была замужем, это два. Про отсутствие у менясобственного жилья – это три. Я голову сломала, как мне поступить, и тутсообразила: ваши все разъехались, вот он, шанс! Перебираюсь к тебе! Значит,так… оборудуй гостевую, перетащи из Катькиной комнаты гардероб, на кроватьбрось покрывало, которым Юлька застилает свою софу. Между нами говоря, уСережкиной жены барские замашки! Приобрела плед из натуральной норки… Воттранжира!

– Покрывало искусственное, это шкуркаЧебурашки, – возмутилась было я, и тут только до меня дошла сутьсказанного Миленой. – Погоди! Ты собралась жить в нашей квартире?

– Да, недельки две-три, –застрекотала Бахнова. – Мне вполне хватит, чтобы довести Вадика докондиции!

Мне не свойственно хамить людям, но сейчас уменя невольно вырвалось:

– Ты офигела? Это абсолютно невозможно!

– Почему? – фыркнула Милена. –Вадик почти созрел, осталась малость – оттащить его в загс. Понимаешь, он… Тутнепростая история, сейчас рассказывать ее некогда, приеду пораньше и всеобъясню.

– Ты меня не поняла, – перебила яМилену, – к нам нельзя.

– Почему?

Действительно! Вот гениальный вопрос! Ответитьна него честно: я не собираюсь даже три недели жить с тобой и с абсолютнонезнакомым парнем под одной крышей? Но хорошее воспитание, данное мнеродителями, не способствовало искренности.

– У меня дети, – попыталась яотбиться от Бахновой.

– Лиза с Кирюшей?

– Да.

– Они не дети, а лошади! – отрезалаМилена. – Школу скоро закончат, не младенцы.

– А еще собаки! – в последнейнадежде воскликнула я. – У твоего Вадима нет часом аллергии? Знаешь, этоочень опасно. Случается такая вещь, отек Квинке называется, до больницы довезтине успеют!

– Никакими Квинками Вадюша нестрадает, – отрезала Милена. – Он очень богат, но хочет взять в женыобычную женщину. Не гламурную светскую львицу, за которой носится хвостприслуги. А такую, что сможет ловко управиться с хозяйством. Про коня слышала?

– Нет, – ошарашенно ответила я.

– А говорят, что у тебя высшееобразование, – с легким презрением отметила Бахнова. – Небось врутлюди, всякий человек с десятью классами слышал про лошадь на пожаре.

– У меня за плечами консерватория поклассу арфы, а не ветеринарная академия, – буркнула я, ощущая себяпаучком, на которого надвигается асфальтоукладчик.

– Еще Пушкин писал, что русская женщинаконя на скаку остановит, в горящую хату войдет, – отбрила Милена. –Такую особу и ищет Вадим: самоотверженную, умную, бесстрашную, хозяйку,отличную мать, любящую верную супругу. И он ее нашел – это я! Осталось лишьпродемонстрировать свои таланты на деле!

– По-моему, крылатая фраза принадлежитпоэту Некрасову, – попыталась я остудить пыл Бахновой. – И ты неумеешь даже картошку чистить!

– От кожуры темнеют пальцы! –возмутилась Милена. – Все, хватит спорить, ровно в двадцать ноль-ноль ядома! То есть у тебя. Предупреди Лизку с Кирюшкой – они мои племянники, и я ихобожаю. Вадим хочет, чтобы его вторая половина любила детей. И не забудьсделать ужин! Я его подам, как будто сама приготовила, ясненько?

– Не совсем, и…