– Азиз, лапочка, только не на мольберт мисс Морланд! – выговаривали они песику, а неизменно вежливая Венис добавила: – Как мило, мисс Морланд! Колокольня… Очень, очень мило!

Фрэн оказалась безжалостней. Всегда предельно честная с собой, она не умела лицемерить – даже из вежливости, даже из милосердия. Она искала, что бы хорошего сказать о картине, но правда вырвалась наружу:

– А почему вы рисуете колокольню? Она же такая уродливая!

Бедняжка! Не умеет ценить прекрасное, только и всего. Если человек сам не понимает, бесполезно ему объяснять, как красива колокольня старинной церкви, проглядывающая сквозь голые ветви деревьев, когда справа от нее расположена небольшая рощица, которую так удачно уравновешивает слева чудный маленький коттедж мисс Морланд. И никаких трудностей с перспективой: одни только крыши виднеются над верхушками яблонь из сада мистера Пенрока.

– Кстати, – сказала Фрэнсис, рассматривая акварель в подступающих сумерках, – это же лес, где убили судомойку?

Судомойка – не Пенрока и не Грейс Морланд, а просто чья-то судомойка – раз под вечер, прошлым летом, попрощалась со своим кавалером, а потом ее нашли в жутком виде: руки бедняжки были связаны за спиной ее же собственным поясом, а голова отделена от тела одним взмахом косы. Коса лежала тут же, рядом. Тело, голова и орудие убийства были небрежно свалены под деревом, словно убийце вдруг надоело зловещее занятие и он его бросил, не стараясь даже скрыть улики. Именно благодаря такой небрежности полицейским оказалось невероятно трудно найти хоть какую-нибудь зацепку. Ни зловещего свертка с метками из прачечной, ни хирургически умело расчлененного трупа, ни веревки, завязанной характерным морским узлом. Ухажера, конечно, сразу нашли и тщательнейшим образом допросили, так же как подруг и родных, но все без толку. Несколько жалких шиллингов остались нетронутыми в сумочке покойницы. Аляповатую брошку сорвали с платья, а затем – вероятно, рассмотрев и сочтя дешевкой – швырнули на труп. Кроме этого несчастного тела, в лесочке не осталось никаких следов ночного ужаса. Маньяк ли, вор или мститель – нападавший пошел своей дорогой. О нем так ничего и не узнали.

Фрэн первой вошла в гостиную через стеклянные двери.

– Азиз, ко мне, мой хороший! Ах, смотри, что ты наделал – все лапки грязные! – Она подхватила песика на руки и принялась вытирать ему лапы носовым платком. – Вот вам мисс Морланд! – сообщила Фрэн Пенроку, стоявшему спиной к камину, где ярко пылал огонь. – Она рисовала жутко мрачный пейзаж с той рощицей, где нашли судомойку.

Пенрок вздрогнул. Его тогда одним из первых позвали на помощь. Кто-то из местных наткнулся на мертвую девушку в леске и совсем потерял голову со страху.

– Бедное дитя, – проговорил Пенрок. – Ужасная история. Никогда не забуду, в каком состоянии были ее родители и несчастный молодой человек… И ее… ее голова… – Побледнев, он добавил, словно стараясь отвлечься от страшного видения: – Сейчас уже, наверное, концов не найдешь. Какой-нибудь бродяга скорее всего. Понадеялся, что у нее есть при себе деньги…

– Какой переполох был в деревне! – Фрэн бережно усадила Азиза в кресло. – Сыщики, фотографы и репортеры толпами. Наверное, никогда здесь такого оживления не случалось.

– Надеюсь, и не случится больше, – с чувством отозвался Пенрок.

– Так вы в то время здесь гостили? – спросила Грейс, предприняв неловкую попытку погладить Азиза.

Песик немедленно соскочил с кресла и уселся на полу, нервируя мисс Морланд пристальным взглядом.

– Это случилось в самом конце каникул, – объяснила Венис. – Фрэн с бабушкой, как обычно, гостили у мистера Пенрока, а мы с Генри проводили здесь последнюю неделю медового месяца. Лето не лето, если хоть несколько дней не провести с Пеном!

Она нежно улыбнулась Пенроку.

– А как поживает дорогая леди Харт?

– О, у нее все хорошо, она сейчас спустится. Джеймс Николл тоже здесь, вы знаете?

У Джеймса Николла в местной бухте стояла парусная лодка, хотя бо́льшую часть лета молодой человек проводил в деревенском пабе. Грейс он запомнился рассеянным, немного вялым и весьма неряшливым студентом. В последнее время он начал, хоть и без особого рвения, принимать участие в делах семейной фирмы и стал чуть менее неряшливым, хотя по-прежнему постоянно витал где-то в облаках. Его опекун и родной дядя, суровый старик, присматривал за племянником – надо отдать молодому человеку должное, он не давал серьезных поводов в чем-либо себя упрекнуть. При первой же угрозе войны дядя-опекун сбежал в Америку. Было бы ради чего бегать, с легким злорадством подумала Грейс – не далее как вчера она прочла в газете его некролог. Несомненно, племяннику достанется жирный куш; между прочим, говорят, мистер Николл сейчас в армии…

– Ах, какая радость! Я слышала, он нынче носит военную форму?

– Как же, как же, наш отважный мальчик в грубой шинели! – с мягкой насмешкой ответила Фрэн. – Он не знает, какой рукой положено козырять, и наверняка всегда шагает не в ногу, а в остальном бравый вояка. Сейчас у него увольнительная на неделю, и мистер Пенрок пригласил его к себе. Да, милый Пен?

Вот и прекрасно, думала Грейс, согревая замерзшие ноги у очага. Быть может, Фрэнсис займется этим Николлом, раз уж он получил наследство, и отстанет наконец от мистера Пенрока. «Милый Пен», вы подумайте! Скорее бы принесли чай.

– А вот и бабушка! – воскликнула Фрэн.

Сестры бросились к двери.

– Бабушка, ну как ты, подремала?

Старая леди больше всего напоминала пышный свежеиспеченный каравай, на который сверху посадили горошину вместо головы. Она весело вкатилась в комнату, сияя улыбками.

– …А вот мисс Морланд, – прибавила Венис.

– Она рисовала рощицу, где прошлым летом девушку убили. – Фрэн все никак не могла успокоиться, настолько ее поразил странный выбор художницы.

Леди Харт, слегка удивившись, уселась в кресло под бурные оправдания Грейс.

– Ах, вот хорошо, Генри и Джеймс уже здесь! – заметила старушка. – Я хочу чаю.

На первый взгляд могло показаться странным, что двое настолько разных людей так тесно сдружились. Генри Голд – ярко выраженный еврей, хоть и без анекдотических черт: невысокий, худой, некрасивый, с озаряющей все лицо, чуточку плутоватой и неотразимо обаятельной улыбкой. Джеймс Николл – почти на голову выше, слегка сутулый, с вечно сонным взглядом интеллектуала, отстраненно взирающего на человеческую суету. Единственный здесь в военной форме, Джеймс не хвастался своей летной карьерой, уделяя ей всего лишь насмешливо-ленивую улыбку.

– Как я рада вас видеть, мистер Николл, и в хаки! – восхитилась мисс Морланд. – Или вас нужно звать капитаном? Или майором? И эти очаровательные ромбики на погонах! Для меня большая честь пожать вашу руку.

– Да неужели? – удивился Джеймс.

– Вы были во Франции во время всех этих ужасов? Дюнкерк и прочее? Прошу вас, расскажите о ваших приключениях! Или… – Она продолжила громким шепотом: – Быть может, вам не хочется говорить об этом?