Джеймсу очень даже хотелось говорить об этом, только не с мисс Морланд.

Генри пришел ему на помощь:

– Он все время просидел на аэродроме, уткнувшись в карманное издание «Бесплодных усилий любви».

Завидует, конечно. Ох уж эти евреи!

– А вы, мистер Голд, я смотрю, не в военной форме, – промолвила Грейс.

– С его профессией не берут в армию. – Венис ринулась на защиту мужа. – Он еще в самом начале войны хотел пойти добровольцем, но ему не разрешили. Сказали, он на своем месте нужнее.

Генри усмехнулся, прикрываясь ладонью. Милая Венис! Как будто его волнует мнение нелепой старой девы. Однако в глубине его души небрежная неприязнь к мисс Морланд усилилась и приобрела личный характер.

Азиз с недовольным видом отошел от Грейс, устроился на коврике у камина и занялся сложными гигиеническими процедурами.

– Солнышко, здесь нельзя! – пожурила его Фрэн, подталкивая в бок носком туфельки. – Воспитанные собаки так не делают!

Поразительно, изумилась Грейс, устремляя взор в неведомую даль, – ну можно ли вот так привлекать к этому общее внимание?

И сказала, чтобы заполнить паузу, которую никто, кроме нее, и не заметил:

– Азиз – что за странное имя?

– Потому что он у нас черненький, – ответила Венис, как будто это все объясняло.

Мисс Морланд смотрела непонимающе.

– В честь доктора-индийца из «Поездки в Индию»[1], – любезно пояснил Генри. – А матушку нашего песика звали Эсмис Эсмур.

Грейс прикусила ноготь, возведя к потолку выцветшие голубые глазки.

– «Поездка в Индию»… «Поездка в Индию»… Нет! Не попадалось. – Отринув таким образом «Поездку в Индию», она умиленно добавила: – Очень странно, я ведь так люблю книги о путешествиях!

Наступило зловещее молчание. Мисс Морланд поняла, что сморозила что-то не то, и в попытке замять неловкость весело проговорила:

– Надо же, такса! Я бы собаку немецкой породы не стала заводить. Особенно в военное время.

– Не стали бы? Вот глупость! – сказала Фрэн.

Леди Харт мягко заметила, что нельзя же сдать Азиза в камеру хранения до окончания войны.

– Ах, ну разумеется, я понимаю, некоторые очень привязываются к собакам, – поспешно отозвалась Грейс. – Он, конечно, милый зверек. Откуда он у вас?

– На парашюте с неба спустился, – буркнул Джеймс и с милой улыбкой добавил: – Под видом англиканского священника.

Священником в Пиджинсфорде был некогда отец мисс Морланд.

– Ну да, у них воротник – как ошейник, – подхватил Генри, и приятели покатились со смеху, с несколько истерическими нотками.

Тут вошел с подносом старенький дворецкий, ступая по-кошачьи осторожно – его мучили мозоли.

– А еще, мисс Фрэн, вам тут посылка. Из почтового отделения в Торрингтоне доставил курьер. Она на столе в холле.

– Это моя новая шляпка! – Фрэн сорвалась с места и схватила дворецкого за руку. – Скажите, Бунзен, это шляпная картонка? Квадратная, вот такого размера?

– Примерно такого, мисс.

– Значит, она! Как чудесно! Я просила прислать ее сюда, только не думала, что так быстро… Здесь, конечно, я ее носить не смогу – у местных жителей будет разрыв сердца. Бабулечка, вот посмотришь! Ты вечно жалуешься, что нынче шляпки не такие дурацкие, как были в ваше время. А эта – еще какая дурацкая!

Так оно и было. Фрэн вернулась в гостиную, нацепив шляпку поверх своих темных кудрей, улыбаясь и раскланиваясь на все стороны, и покружилась, чуть зардевшись под взглядом сонных карих глаз Джеймса. У Пенрока сердце болезненно сжалось – такая она была милая, веселая и бесхитростная, с этим смешным пучком цветов и перьев на голове.

– А тебе нравится, Пен? – спросила она, вдруг подойдя к нему и с простодушной улыбкой заглядывая в глаза.

Не успев опомниться, он за руку притянул ее к себе и поцеловал, прямо при всех.

– Ты маленькое чудо! – воскликнул Пенрок, а потом, сообразив, что сделал, прибавил со смехом: – Эта шляпка – просто наваждение какое-то! Скажите, мисс Морланд, это ведь необыкновенная шляпка, правда?

Грейс оцепенела, словно примерзла к стулу. Так холодно ей не было и на террасе, хотя там дул ледяной ветер, а здесь огонь полыхал в очаге. В одно-единственное мгновение рухнули все ее мечты.

Она тоже не совладала с собой, только совсем не из-за любви к Фрэн, крикнув со злобой:

– По-вашему, это шляпка? Не шляпка, а не пойми что! Господи, да я бы даже мертвой в канаве не хотела бы людям показаться на глаза в этом безобразии!

Все смотрели на нее с удивлением.

Фрэн медленно сняла шляпку.

– Простите… Жаль, что вам не нравится. Конечно, это просто глупая безделка, но мне она показалась довольно симпатичной.

Должно быть, мисс Морланд обиделась за свою картину, решила Фрэн.

Грейс засобиралась уходить.

– Я, наверное, была слишком строга, – пробормотала она, слегка смутившись при виде несчастного лица Фрэн. – Шляпка, конечно, очаровательная, просто мы здесь к таким не привыкли. В деревне, да еще в военное время, люди думают все больше о серьезных проблемах. Не правда ли, мистер Пенрок? Вы поймете, вы ведь живете среди нас. Эта блестящая лондонская молодежь…

Пенрок не пожелал обсуждать своих гостей при них.

– Позвольте, я вас провожу, – сказал он и, не удержавшись, добавил: – Чтобы с вами ничего не случилось в рощице.

Фрэн и Венис вышли вместе с ними на террасу.

– Какая злая, – растерянно проговорила Фрэн, глядя, как Грейс и Пенрок медленно идут по заснеженной лужайке. – Я ей, кажется, ничего плохого не сделала. За что она так о моей шляпке?

– Боюсь, дело не в шляпке, – нехотя отозвалась Венис. – Похоже, Пен в тебя влюбился.

Фрэн поморщилась:

– Боюсь, что так. Вот смешно, с чего бы вдруг?

– Фрэн, это началось давным-давно. Ты еще совсем маленькой была. Он всегда тебя больше всех любил. То есть меня любил тоже – и сейчас, конечно, любит. Но с тобой все по-другому, и вот – прорвалось. Скажи, а ты не могла бы в него влюбиться? Он такой милый.

Фрэнсис ответила с сомнением:

– Ну, не знаю… Конечно, он чудесный, и я бы стала богатой и могла постоянно жить в Пиджинсфорде…

– Ты и так богатая! – засмеялась Венис.

– Да, в том-то и дело. Одним корыстным соображением меньше, а я не знаю, смогу ли выйти за Пена без дополнительных корыстных соображений – ну, там, ради выгоды, или чтобы грех прикрыть, или еще что-нибудь в таком духе. И потом, он же старый!