чудом затерялась парочка симпатичных натюрмортов. Совсем другое дело. Просто и со вкусом. Полки заставлены книгами и статуэтками. На стенах — награды и дипломы, а ещё я рассмотрел фотографии Ангелины и девчонки лет десяти, светленькой и голубоглазой.

— Это моя сестра Ольга, — сказала она, заметив, что я рассматриваю фотографии. — Мы не похожи, потому что отцы у нас разные. Вот о сестре я и хотела поговорить.

Её тон стал жестче, но нотка страха возросла.

Я обернулся, посмотрев на телохранителя. Свидетели нам ни к чему.

— Павел Анатольевич, выйдите в коридор, — произнесла Ангелина официальным тоном.

"Но…" — было написано у него на лице…

— Немедленно, — жёстко и властно, добавив себе баллы в своей характеристике, мысленно составляемой на её счет. Интересно. Охранник замер. Она сказала тоном, в котором звенела сталь: — Я ему доверяю. Репутация Андрея говорит сама за себя.

Интересно вдвойне. По-видимому, она нашла меня неслучайно.

Когда Павел Анатольевич вышел, она раскрыла папку.

С фотографий смотрели на меня дети. Их голые тела лежали на металлической поверхности стола. Бледные лица. Вытаращенные в ужасе глаза. Застывшие черты лица буквально впитали страх… Дрожь пробежала по моей спине, когда мозг сложил картинку воедино, сопоставив детали: волосы детей — совершенно седые.

Я отложил папку в сторону. Больше всего на свете мне хотелось уйти. Оставить всё как есть. Не знать ничего и со спокойной совестью жить по-прежнему: искать пропавших кошек и собачек милых богатых старушек.

Ангелина встала и наклонилась над столом. Невольно я заглянул в глубокий вырез её чёрного узкого платья. Ложбинка между маленькими, упругими грудями выглядела соблазнительно. Я сглотнул слюну и встал, намереваясь сбежать.

— Подожди!.. — выдохнула она.

Её зелёные глаза заглядывали мне в душу. Жалость кольнула сердце. Ну не могу я бросить женщину в беде. Один из принципов, порой самый нелюбимый.

— Я знаю про озеро, Андрей. Я всё знаю. Поэтому и прошу твоей помощи. Моя сестра в беде.

Это я уже и так понял.

— Продолжай, — ответил, садясь и оценивая хрупкость черт и изящную фигуру. Что-то в ней было неуловимое, очень женственное. Это "что-то" и заставило меня вчера в шумном клубе кивнуть на её вопрос: "Вы частный детектив Мильтов?"

Она замерла. Всё в ней было напряжено, и неуверенность буквально ощущалась на вкус. Голубовато-синяя и трогательно-розовая с чёрной горечью, когда она подумала, что я уйду. Запах пиона, слегка терпкий, но приятный, распространялся в воздухе, когда она приблизилась.

— Моя сестра… Её преследуют кошмары. Ольга слабеет, и что-то мучает её, вытягивая жизненные силы. Я не знаю, в чем причина, но начинаю думать: а вдруг её фантазии — правда?

— И чем могу помочь я? — удивлённо спросил я. — Я простой детектив, практически без опыта.

Точки над "и" хотелось расставить сразу.

— Андрей, я знаю, кто ты и какие способности есть в твоём арсенале. Внешность порой обманчива. Это сказано как раз про тебя. Послушай, что я расскажу тебе, а потом обещай подумать, хорошенько подумать, прежде чем принимать окончательное решение.

Беседа затягивалась. Я чувствовал нетерпение и ярость охранника, стоящего за дверью. Буквально ощущал на вкус. Весьма неприятное чувство, но эта та цена, когда мои способности в силе. Я приготовился слушать её рассказ, но внезапно Ангелина посмотрела на запястье — блеснули серебряные часики. Она нахмурилась и достала жёлтый широкий конверт, лежащий всё в том же ящике стола.

— Прошу меня извинить, дела. В конверте найдёшь все, что я успела разузнать. Фотографии, имена адреса. Кое-какие неафишированные подробности. — Она улыбнулась печально и грустно. В глазах блестели непролитые слёзы.

Я собирался уходить, когда она внезапно схватила меня за рукав. Жар её ладони просочился сквозь тонкую ткань бархатного пиджака.

— Пожалуйста, подумай дважды, — сказала Ангелина и разжала ладонь.

Когда я садился в лифт, то физически ощущал презрительный взгляд телохранителя Павла, впивающийся мне в спину. Да, он очень хотел бы со мной потолковать. Показать своё превосходство и силу. Ангелина нравилась ему как женщина. И он не мог понять: почему она обратилась ко мне за помощью. Но внешность порой обманчива, и так не зря про меня говорят.

…Димыч работает. Он журналист. А меня выперли ещё на первом курсе. За пьянство, за прогулы и за плохую успеваемость.

Ванна наполнена до краев. Вода благоухала жимолостью и мятой. Мужской наборчик, типичный ширпотреб, подаренный когда-то благодарной старушкой-клиенткой.

Вода зовёт. Попробовал пальцем. Хороша, на грани между тёплой и горячей.

Конверт оставил на кухонном столе. Очищение важно для меня. Вода в моём деле очень много значит.

Разделся — и вот я уже начал погружаться в воду. Тело млело, согреваясь. Обжигающе горячо, а потом приятно до дрожи. Нежился пару мгновений абсолютной тишины и спокойствия. Вода забрала звуки, приглушила эмоции. Вода и музыка — моё спасение. Всегда помогали привести мысли и чувства в порядок. Помогали разделять мой собственный и чужой мир, отсекая, создавая барьер.

Без этих средств я давно бы сошёл с ума. Как когда-то давно, после того как спас Борьку.

Воспоминания нахлынули непрошеными. И хотелось бы не вспоминать, но у странной штуки, подсознания, свои законы.

Борька был самым младшим из наших дворовых ребят, друживших со мной.

В конце того августа ощущалась стоявшая на пороге осень. Жаркий день менялся на холодные, порой дождливые вечера. Стыл воздух, и дул порывистый ветер. Ты стоишь разгорячённый от бега и игр, а ветер пробирает до дрожи.

В тот день, играя в казаков-разбойников, мы не сразу поняли, что Борьки нет рядом. Стали искать, но безрезультатно.

Случилось это тринадцать лет назад, тогда мои родители были ещё живы. Я был вполне обычным ребёнком, а о деде даже не слышал. Только потом узнал почему. Но тогда, отчаявшись: поиски не дали результата, — я был готов на всё, лишь бы трёхлетний Борька был найден.

Сорванец вечно увязывался за нами, и, пока его не обнаруживали прятавшимся, он наблюдал за нами, словно щенок, державшийся поблизости, боясь подойти. Он прятался, подражая нам, и лишь вечером кто-то из пацанов обронил, что видел его светлую макушку. Тревога кольнула сердце. Беда — почувствовал я.

Мне было девять, и паника стала душила меня. Я боялся, что накажут, боялся того, что с нами будет, если Борька не вернётся к родителям. Тогда и проснулся мой дар.

Маленькое озеро с тёмной водой неудержимо притягивало меня. Что-то не так было с водой. Что-то не так было с камышом. Я видел. Наяву ощущал белые всполохи, перемешивавшиеся с ядовито-зелёными. Тогда я не знал, что это. Но эмоции: страх, паника — переполняли