"Что придёт?" — хотел переспросить я, но слова замерли, вертясь на языке. Оля посмотрела на меня, и я ощутил её страдание и серую безнадёгу. Липко-розовый, с чёрными прожилками страх и удушающую ненависть к тому, кто приходит, и равнодушие ко мне. Некоторые вещи для меня словно дыхание: естественны и привычны. По сильным эмоциям я практически стопроцентно рисовал мысленную картину.

Считывая с девчонки, понимал, что она мне не верит. Никому не верит, даже сестре. Я — прихоть сестры, заставившей её поговорить со мной. Вытерпеть моё общество, так сказать. Ей никто не верил. Все притворялись, что слушали, а сами боялись, что Фролова-младшая сходит с ума. Так она интуитивно чувствовала.

Пропуская через себя её эмоции, я понял, чего Ольга боится больше всего — беспомощности.

— Рассказывай всё, как есть и в деталях. Ольга, я сделаю всё, чтобы помочь тебе, — бодро сказал, внимательно рассматривая уставшее худое лицо, запавшие голубые глаза и сухие волосы. На фото они блестели на солнце. Сейчас напоминали солому.

— Обещай не смеяться, — устало произнесла она.

Но я чувствовал её колебание. Она хотела довериться мне. Я замер, боясь спугнуть её необдуманным словом или движением.

Снег падал, прилипая к стеклу. В отблесках лампы обретал желтизну. Ольга начала рассказ. Не знаю, что она разглядела во мне, если это вызвало у неё желание облегчить душу. Может, надежда? Может, просто я не выглядел так, как она себе представляла детектива. Не был супергероем, красивым, крутым. Скорее — обратное, но это не важно. Она говорила, а я всё лучше понимал ее. Что-то домысливал, но главное — просто смотрел в глаза, не таясь, обнажая душу, слушая голос и полностью выпуская силу. В такие моменты мой дар — подарок судьбы. Главное — уметь управлять им.

— Всё началось на прошлой неделе, в пятницу. Обычный день. Школа. Музей. Уроки. Я играла в компьютерную игрушку — и внезапно почувствовала, что в комнате не одна. Оборачиваться не хотелось — так было страшно, хоть я не из пугливых. А затем что-то коснулось плеча и позвало меня: "Олечка!" ласково так, нежно, и я обернулась, а дальше темнота, и сон слился с явью. Ангелина говорила, что я кричала во сне. Компьютер был выключен.

Я смотрел на девчонку, которая сжимала и разжимала пальцы в кулак, неосознанно нервничала.

— Продолжай, — прокашлявшись, нарушил я тишину.

Девочка испуганно глянула на часы, стоящие на письменном столе напротив кровати. У неё маленькая комната. Шкаф-купе: кровать, стол и компьютер — и, кажется, обруч лежал под кроватью. На стене полка с книгами, диски, учебники — и ни одной игрушки, ни одной заколочки или резинки. Чистота и порядок — идеальные. Одно это многое говорит о человеке.

— Прошла неделя, — продолжила Оля, — затем всё повторилось. Внезапно, и это не было сном.

Она вскочила. Её лицо побледнело ещё больше, а взгляд стал колючим и жестким, осуждающим, как бы говоря: "Не веришь, да?"

Поддавшись порыву, я взял её за руку и честно сказал, глядя в глаза:

— Оля, твое дело мне не понравилось сразу, я не эксперт в случаях такого рода, понимаешь?

Она нахмурилась и продолжила нападать, защищаясь в силу привычки. Бедная девочка. Непонятая и одинокая.

— Так какого чёрта ты здесь? Сестру в заблуждение вводишь. Хочешь денежки заграбастать, да?

— А вот и нет, — ответил и улыбнулся. — Я сделаю всё, что смогу. А твоя сестра тебя любит и хочет помочь.

— Как бы не так, — оборонила и хмыкнула.

— Опиши мне то, что приходило к тебе по ночам. Ангелина сообщила мне, что ты её видела.

— Белая, как привидение. Глаза — угольки, словно чёрные дыры, и рот. Она забирала моё дыхание, питалась мной. Пожирала меня. Слышишь, ты, детектив хренов, она придёт за мной и закончит начатое. Ты понимаешь, что мне мало осталось?

— Понимаю. Времени в обрез, но я попытаюсь… — сухо сказал я и встал, собираясь уйти.

— Постой, Андрей. (оказывается, она помнила моё имя) Я сказала не всё. То существо, женщина — может быть, привидение — явилось из преисподней. Никто и ничто не поможет мне, я знаю, но всё же…

— Ты не сдашься так просто, я прав?

— Ага, — она кивнула.

— Я приду завтра. Скажи, в музее ничего не показалось тебе необычным?

— Нет, всё банально. Знаешь, сыщик-любитель. Я лежала в психушке. Пару лет назад.

Ободряюще улыбнулся. Внутри сжался тугой комок. Это дело самое странное из всех, за которые я брался. И, если честно, первое дурно пахнущее потусторонним дерьмом — и я влип.

— Пошли, Димыч, дома поговорим. — Я дотронулся до плеча друга, намекая, что пора бы закругляться. Дятлов вошёл во вкус. Флиртовать он любил.

— Ты придёшь, Андрей? Ты ведь обещал? — спросила Ангелина, и я ощутил панику в голосе. И чего это Фролова так надеется на меня? Я же практически обычный человек.

Димыч поцеловал даме на прощанье руку и мило улыбнулся, словно галантный чеширский кот.

Надевая туфли, завязывая шнурки, я поднял голову, чтобы встретиться взглядом с Ангелиной и утонуть. Столь сильна была в них вера. Вера и надежда на меня. Призовой лошадью я себя не чувствовал, но сегодня впервые мне не хотелось выпить, это был плюс.

Дома нас ждал разговор. Димыч пил апельсиновый сок. Я освободил кухонный стол. Пусть пепельница, сахарница с розочками и солонка отдыхают на подоконнике вместе с геранью, подарком одной милой старушки, живущей ниже этажом.

— Так, Дятлов, слушай, есть у меня мысля.

— Давно пора, сыщик. У меня уже от этого дела реально едет крыша.

— Ты фотки достал? — спросил я.

— Рыжий чудила скинул на почту.

Ах, вот как.

Мой ноутбук дышал на ладан. Пришлось принести: стоял в зале, на пороге, граничившем с балконом. Не застекленным, кстати, но очень просторным. Порой оттуда поддувало. Но, как всегда, у меня нет денег ни на что, кроме еды, квартплаты и кое-чего по мелочам. Жизнь сурова — этому научил меня дед. Но тяга к азарту, бухлу и красивым женщинам у нас семейное… Так, заговариваюсь.

Димыч подключился, используя беспроводной интернет. Так-так, складываются детали. Фотки тел в морге реально жуткие. Похороны. Грустные лица. Горе и страдание даже на мониторе оставляли след. Чёрный, серый, мёртвый. Наверное, я никогда не забуду детских лиц, и мне будут кошмары сниться.

— Ничего, за что можно было бы зацепиться, ничего, чёрт побери! — Димыч выругался и глянул на дорогие часы, спрятанные под манжетой белой шёлковой рубашки. — Андрюха, придется тебе самому идти и в музей, и к Азариной.

— Что так? — спросил я, удивлённый.

— Шеф