В музее никого не было, кроме седовласой кассирши, сидевшей за регистрационным столом, и рыжеволосой женщины в деловом костюме, стоящей возле окна — по-видимому, экскурсовода.

Я поздоровался, показывая ей визитку и намереваясь задать пару вопросов.

Печально видеть, как она помрачнела. Нахмурила высокий лоб и сразу постарела лет эдак на пять.

— На вопросы полиции мы уже ответили. И без специального постановления разговора не будет. — В тоне был намек, и я не сразу догадался, что речь о деньгах.

В кармане красного пуховика лежал мой бумажник. В бумажнике лежала валюта. Эх, полностью опустошил заначку. Да, ещё в бумажнике лежали деньги Фроловой, выданные на деловые расходы.

Достал двадцать баксов, положил на стол. Рыжая странно посмотрела на меня, а кассирша подмигнула. Честное слово. "Мало", — повисло в воздухе. Я вытянул из кошелька ещё десять баксов. "Ишь, какие жадные". Что сказать: наверное, низкая заработная плата.

Кассирша пробила билет. Деньги исчезли в одно мгновение. Раз — и уже нет. Кассирша посмотрела на дверь. Клиентов не предвиделось.

— Молодой человек, — обратилась ко мне экскурсовод. — Пройдемте в зал, я расскажу вам много интересного о культуре и обычаях наших предков, а заодно вы узнаете то, за чем пришли, согласны?

Улыбалась, предвкушая. Да уж, встречаются такие тётки, влюблённые в работу. Это одна из них. Нудная лекция, как минимум час потерянного времени, и ещё надо придумать правильные вопросы. Эх, жизнь. Запутывает меня ещё больше, гоняет, а финал близится к завершению.

Залов было восемь. Бессмысленное блуждание по ним объединялось с монотонной речью и моими тревожными мыслями. Когда экскурсовод уставала, я задавал вопрос:

— Как долго выработаете в музее?

Стандартный ответ:

— Три года.

— Ничего подозрительного не происходило за это время? Странные случаи, например.

Она покачала головой.

Домотканая одежда. Прялка. Горшки. Деревянные стены. Традиции и обычаи наших предков. Праздники, вероисповедание. О, слушать это было так тоскливо. Так мучительно. Но я терпелив.

Прислушивался, приглядывался, прощупывал энергию этого места. И ничего. Пустота. Зла как такового не ощущалось. И женщины ничем не примечательные. Начинался второй круг. Я ощущал её беспокойство.

— И как часто приходят школьники?

— По плану. Молодёжь, к сожалению, сюда калачом не заманишь.

— А вам нравится ваша работа?

Я собирался уходить.

— Ага, только если бы не Снежана, — и замолчала. Я понял, что она оговорилась. Или проговорилась?

— Снежана, кто она?

Ответила нехотя:

— Сменщица. У нас график три на три.

Ни с того ни с сего я достал фотографию.

— Посмотрите.

Рыжая взяла фото. Поднесла к глазам.

— Это она, точно. Еле узнала. Снежана очень красивая.

Вздохнула. Я был удивлён. На фото красоты как таковой не наблюдалось.

— Когда я смогу её увидеть?

— Завтра с утра. Снежана была в отпуске.

По тону, по ощущению от слов, Снежана вызывала у женщины неприязнь. Что-то здесь было личное.

— Чем она насолила вам? — прямо спросил.

Экскурсовод внимательно на меня посмотрела. Удивлённо и уважительно. Не ожидала, наверное, моей прямоты. А что ходить вокруг да около? Жаль, что раньше не спросил. Не потерял бы столько времени.

— Злая она. И глаза черные. Может, я придумываю, но пообщаешься с ней, и становится не по себе. Жутко. Красивая она и выглядит молодо. Время словно не властно над ней. Знаю, что говорю, так как Стропилова десять лет в музее работает.

— Хм, — буркнул я. — Спасибо за экскурсию и за честное мнение.

— Не за что, — улыбнулась она. — Приходите завтра. Мы открываемся в десять утра. Она будет.

— До свидания, — сказал и направился к двери.

Возле кассы толпилась куча народу. Малолетки-школьники с трудом сдерживали переполнявшие их возбуждение и энергию, которую им не терпелось пустить в ход. Вспомнил себя в их возрасте. Вздохнул. Если верить моей интуиции, Снежана со всем этим связана. Глянул на часы — полвторого. Мне нужна помощь, а вечером поеду к Фроловой.

Долго стоял возле знакомого подъезда, не решаясь позвонить в дверь и попросить помощи. Денег было мало. Всего лишь тысяча рублей. Но — была, не была.

— Чего надо? — хрипло спросил мужской подростковый голос.

— Вовка, это я.

— Кто? — Пауза. Наверное, думал. — Мильтов, ты, что ли? С чем пожаловал?

Перешёл сразу к делу. Сынок весь в отца, если верить местным сплетням и всему тому, что рассказывал про полковника Димон.

— Глянешь на фото. Поможешь кое в чем. Получишь полсотни.

— Маловато, — протянул, торгуясь, пацан.

— Твою мать, бери, что дают, и лучше не жадничай, пацан! — рявкнул угрожающе.

Бип — и дверь открылась.

Лифт меня не прельщал, и я побежал, прыгая через две ступеньки. Разминка мне не помешает, да и этаж-то третий. Железная дверь была не заперта, и я вошёл. Первое, что бросилось в глаза: порядок идеальный.

— Заходи, — донеслось из конца коридора, и я понял, что Шаляпин в доме один.

Снял туфли. Повесил на вешалку куртку. Глянул в зеркало. Уставший. Под глазами темнели круги. Свитер топорщился. Значит, опять стал терять в весе. Гладкий паркет не скрипел, и мои полосатые носки со стороны смотрелись, наверное, забавно.

Рыжий сидел на мягком чёрном офисном стуле. Кинул взгляд на меня, жестом показал на кровать. Я сел и уставился на монитор. Заставка из фильма "Матрица". Всё ясно, чем увлекается пацан.

— Давай фотку, — сказал, не оборачиваясь.

Я вынул из кошелька купюру.

— Держи. Посмотри внимательно на женщину в чёрном. Мне нужно знать, кто она.

Схватил и сразу положил на сканер. Затем увеличил на мониторе.

— Глянь, какая смазанная.

— Ты прав, — согласился я.

— Мильтов, — обратился ко мне после паузы, в течение которой что-то быстро искал. Может, пытался свериться с базой данных. Кто его знает. — Чувак, дело — дрянь. Черты слишком смазаны. Ничего не выйдет. Уж извини, — встав, развёл руками. Вышло театрально.

Я забрал фото. Противоречивые мысли и безнадежность душили меня изнутри. Говорить не хотелось, я уже выходил в коридор.

Не знаю, что нашло на пацана, но он окликнул меня:

— Постой. Не надо мне денег. Я Димычу должен. Давай отдам долг тебе. Рассказывай всё, что нарыл, и выкладывай козыри. Помогу, чем смогу, только возьми меня с собой.

Смерил его взглядом. Малой ещё. Тринадцать-то лет. Бойкий. А в глазах горит тоска по приключениям. Подумал, посмотрел в его хитрые зелёные глаза. Он хоть и умный, но я не вправе брать на себя такую ответственность. Открыл было рот, но отказ не вышел. Вместо этого ответил, а отчётливой вспышкой — воспоминание: я был таким же в юности. Таким же шустрым и острым на язык. И также любил участвовать в деле. В любом, в котором мог