Я продолжала настаивать на том, что эти две женщины испытывали друг к другу искреннюю симпатию, не замешанную на деловом интересе.

Но Виола была упряма. Когда я звала ее просто посидеть с Большой Махой после тренировки, попить чайку, она только отмахивалась:

— Мне не о чем с ней говорить.

В конце концов это пришлось сделать мне. Когда я постучалась в дверь, Виола все еще оставалась в спортзале. Ну и пусть!

— Войдите! — услышала я и толкнула дверь. — А, это ты! — улыбнулась Большая Маха. — Ну, что скажешь?

— Мы уже столько времени друг друга знаем, — вздохнула я, не зная, как подойти к разговору по душам.

— И как тебе здесь? — внимательно посмотрела на меня Большая Маха. — Да ты садись.

Я робко опустилась на стул. Она смотрела на меня вроде как с удивлением. «Что тебе здесь надо? Тебе?!» — поняла я этот взгляд. И сделала глубокий вдох:

— Нормально. Мне все нравится.

— А мне показалось, что у тебя проблемы.

— А мне показалось, что у вас.

— Обращайся ко мне на «ты», пожалуйста. Я что, плохой тренер?

— Дело не в этом. За что вы их так ненавидите? То есть за что ты их так?

— Кого? Мужчин?

— Ну да. Что это за история? Про первую гнилую ступеньку?

Она не сразу ответила. Я подумала, что никакого разговора по душам не получится. И вообще: зачем мне это надо? Лезу не в свое дело. И собиралась уже подняться и уйти.

— Хочешь чаю? — неожиданно спросила Большая Маха. — Ты ведь никуда не торопишься?

— Мне некуда идти, — вздохнула я. — То есть меня никто не ждет.

Про Виолу, оставшуюся в спортзале, я в это время забыла. В кабинете Большой Махи мы были только вдвоем: я и она. И Большая Маха про Виолу не спросила. Заварила два пакетика чаю, достала плитку шоколада. Я уже заметила, что она любила горький черный шоколад, чуть подсоленный.

Потом Большая Маха грустно сказала:

— И меня никто не ждет.

— Почему? — спросила я.

— Ты, должно быть, ожидаешь услышать какую-нибудь особенную историю. Про любовь и коварство. А ничего особенного и не было. Мы просто учились вместе в институте и с самого первого курса жили вместе. Не расписываясь. Разговор об этом никогда не заходил, ибо наш брак считался делом решенным. Всеми, в том числе и нами. «После второго курса мы поженимся». «После третьего». «После пятого». «Вот-вот». «Завтра». После третьего аборта я дала себе страшную клятву, что больше никогда. Ни за что. Ни под каким видом. А получилось так, что больше и не понадобилось. У меня отрицательный резус, — вздохнула Большая Маха. — Я рисковала целых три раза. Видимо, и у такого здорового организма, как мой, есть предел. Таким образом, мои молитвы оказались услышаны. Мне даже не надо было теперь прилагать усилия, чтобы сдержать свою страшную клятву. И это оказалось хорошим предлогом, чтобы после пятого курса он сказал: «Извини, но ты сама понимаешь, что жениться нам с тобой бессмысленно. Как всякий нормальный человек, я хочу иметь детей». И получилось, что я кругом виновата, а он весь в белом. «Надо было настоять», — услышала я на прощание. Вот что бывает, когда ты им во всем потакаешь. Когда живешь не для себя, а для них. Побольше эгоизма, девочка.

— А почему Школа Скорпиона?

— Женщине надо уметь постоять за себя, — твердо сказала Большая Маха. — Был такой момент, когда мне захотелось его убить. Ну, просто очень. И он с такой легкостью перехватил мою руку. Ты себе даже не представляешь! А я всего-навсего пыталась дать ему пощечину. Когда он рассмеялся, я дала себе еще одну страшную клятву. Что больше ни за что и никогда я не буду так унижена. Мужчиной.

Мне показалось, что она слегка перегибает. Хотя что я в этом понимаю, Глупая Пучеглазая Лягушка?

— Скажи, если на тебя нападут, со сколькими мужчинами ты можешь справиться? Как насчет тех трех здоровенных амбалов, весом по центнеру?

— С одним, максимум с двумя, — спокойно сказала Большая Маха, которая казалась мне сильнее любого из этих амбалов на целую тысячу лет. — С третьим, если очень повезет. Ну, очень. Есть такой фактор: элементарное везение. Я живу в реальном мире, девочка. Поэтому не советую тебе рисковать. Выбирай противника себе по силам.

— У меня есть шансы?

— Есть. У тебя как раз есть. Я так понимаю, что ты влюблена.

— Да.

— И кто он?

— Он лучше всех, — выдохнула я.

— Это понятно. Мне интересно, насколько он защищен. Голые они только в бане, но туда порядочных женщин не пускают. А ведь мы с тобой — порядочные женщины?

Я молча кивнула. Про баню — это интересно. Значит, я была права: подобраться к нему может только Виола.

— И когда мы их видим, — вздохнула Большая Маха, — на них дорогие костюмы, поверх костюма дорогая машина, поверх машины гараж, над ним шикарная квартира. Да еще и жена в придачу, которая тоже выступает, как средство защиты. Последний рубеж обороны. Он такой?

— Да, — кивнула я. — Он такой.

— Тогда тебе будет трудно. Почти невозможно. И ты подумай как следует, стоит оно того или не стоит.

— Стоит, — уверенно сказала я.

— А как же его семья? Дети?

— А если он несчастен?

— Несчастен? Когда ты сдерешь с него всю эту броню — костюм, машину, жену, — то рискуешь здорово разочароваться. Ибо за всем этим запросто может оказаться пустота. И несчастен он только потому, что пуст.

Я задумалась. Хорошенько задумалась. И телефон зазвонил весьма кстати. Пока Большая Маха разговаривала с одной из своих подопечных, я все еще раздумывала над ее словами. Конечно, тысячелетний опыт не стоит сбрасывать со счетов. Но…

А после телефонного разговора установившаяся между нами близость куда-то улетучилась. Так бывает. Я поняла, что пора уходить, и поднялась со стула со словами:

— Надеюсь, что мы станем подругами. Если, конечно, ты не возражаешь.

— Я не возражаю, — улыбнулась Большая Маха. На этот раз не с грустинкой, а по-доброму.

И только в дверях я сообразила, что хотела спросить еще кое о чем. И обернулась:

— А татуировка, это обязательно?

— Нет, не обязательно! — весело рассмеялась она. — А что, тебе не понравилось?

— Я пока не знаю.

— Вообще-то я делаю ее сама. И только близким мне людям.

— Понятно. Тогда до понедельника?

— До понедельника.

И мы расстались. Хмурая Виола ждала меня на улице.

— Что так долго? — раздраженно спросила она.

— Разговаривали.

— Мне неинтересны ее наставления. Она — просто несчастная баба, которой надо хорошего мужика. Хотя бы раз в неделю.