— А нахрен она кому нужна? — ляпает дед и тут же исправляется, — нет, набирази, кепку оставили. Ленин на нас потом обещал написать товарищу Дзержинскому. Мерзавцы, говорит, шайтаны, все про вас напишу.

— Написал?

— Нет, — откликается бобой Мосулло, — занятой человек. Забыл, наверное.

Он вздыхает и глядит в степь. В темный океан травы до горизонта. В два огонька пастушьего коша. Никто не смотрит на нас.

Мы с Ритой читаем сетевую прозу про попаданцев

Я — Василиса, из Москвы…

дата публикации:19.10.2021

Судьба постоянно шепчет мне: Ипикаэй, мазафака! И гоняет как жука по сковородке. Но я не сдаюсь — стойкий оловянный солдатик среди бурного моря повседневности. Рыцарь в парусиновых брюках с недельной щетиной, в мятой рубашке навыпуск, с воспаленными глазами мученика.

Я смело смотрю в лицо старухе. Спокойно, как Ней под ружьями австрийцев. Даже сейчас, когда любой из вас с воплями убежал бы. В панике забрался под стол, притворился мертвым. Не смотря ни на что, я спокойно жду расстрела.

Все потому, что благоверная Толстяка месяц назад увлеклась кундалини-йогой. День в день тридцать первого числа прошлого месяца Рита зажала туристический коврик под мышкой и вошла в двери, из которых доносились удары гонга и песнопения.

И вот, мы отмечаем эту дату. Потому что ничего более знаменательного не нашлось: до Дня Благодарения далеко, а дни рождения еще дальше. Отмечаем основательно и жестоко. На то количество рубона, которое женушка Сдобного мечет на стол, невозможно смотреть без содрогания и внутренних вибраций.

— Сегодня ужин в индийском стиле, небольшие закуски, Макс, — мурчит она. — Чатни, бирами, коровье барбекю. Любишь коровье барбекю?

Я с сомнением рассматриваю на готовый упасть на колени стол. Чатни, бирами и три кило крепкого белого. Тут от ожирения умер Рональд Макдональд, а Фушон сошел с ума.

— Говяжье? — предполагаю я и кошусь на двадцать фунтов вырезки с аппетитным дымком. Заготовку будущего панкреатита. Муженек вновь обращенной в йогу жарит под окном вторую партию. Жарит бескомпромиссно, как Сатана грешников, снизу доносятся ругань, треск раздираемого дерева и ветры, которые он испускает в беспощадной борьбе за хавку.

— Дурачок, — Рита щекочет меня усами за ушком, — это же Индия! У них там коровы!

В Индии коровы, киваю я, и чтобы не мешать приготовлениям устраиваюсь в покрытом жирными пятнами кресле в углу. Есть еще полчаса до приезда Рубинштейнов, и я могу спокойно почитать.

Итак, сегодня в меню Елена Филиппова. И с первых слов я впадаю в неистребимую классику жанра циклотимических уточнений уточнений и дополнений дополнений. Прыгнул, перевернулся, засопел, кашлянул. На фоне обязательных двойных прилагательных. Канонически — все прилагательные должны быть двойными, а действия идут подряд. Не соблюдающий эти законы — еретик и гезихаст.

За панорамным, во всю стену, окном робкое весеннее солнце пробивалось через неприятного вида облака, а перед самым стеклом метались редкие снежинки. Из-за сумрака башни Москва-сити казались выцветшими и грязноватыми. Худой высокий мужчина в мешковато висящем дорогом костюме задумчиво вглядывался в жалкие снежные вихри, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок. Вздрогнув от стука в дверь, он потерял равновесие и чуть не ударился лбом о стекло, со свистом втянул воздух, наклонился и начал растирать колено.(С)

Представив, что меня ждет дальше, я был удивлен. И удивлен приятно. Ведь далее следовал довольно неплохой диалог хозяина с охранником. Чистый, живой, без всяких посторонних примесей. Почти Ремарковская беседа двух настоящих людей. Из которой выпирали характеры, тонкими, почти незаметными мазками — судьбы.

Эта часть текста выглядела чужеродной, почти идеальной стилистически. Забегая немного вперед, скажу, что на фоне остального мне показалось, что именно этот кусок писал другой человек.

Приободренный, я поднял паруса и вышел в открытое море. И тут же волна перелилась через борт и окатила меня с ног до головы. Да, да — не удивляйтесь, малыши, тексты я чувствую. Ощущаю кожей.

С самого начала первой главы и далее, автор перешел в крутое пике, и далее сплошной полет над волнами. Отметившись на всех граблях, на которые можно наступить:

Повторения повторения, уточнения уточнения, прилагательная ересь, алогичные корчи и сюськи масюськи, обильно раскиданы по тексту. Иногда даже щедрее, чем в моих собственных лохматых сюитах:

но на асфальте вдруг стали появляться одинокие мокрые отметины.(С)

и через пару абзацев:

об асфальт начали с шумом разбиваться редкие огромные капли.(С)

Прилагательная ересь:

В ней стояли: традиционный жираф, симпатичная египетская кошка, какой-то страшноватый идол и аляповатый индийский слон. И ещё худосочная девица, которая, сплющившись между двух витринных стёкол, пыталась извернуться и приклеить рекламные объявления, тонкую пачку которых она держала в зубах.(С)

С традиционным пластиковыми действиями,

Не сговариваясь, обе пары бросились к входной двери и ввалились внутрь, чтобы тут же попасть в цепкие лапки заоконной девицы.(С)

Которые перемежались с совершенно невероятной Ариной, поддерживающей беседу как умная колонка от Сбербанка:

— Добрый день, меня зовут Арина. Добро пожаловать в турагентство «Сказка-тур». Какое предложение вас заинтересовало? Вы удачно зашли, сегодня особенно много горящих туров. Присаживайтесь. Чай, кофе? Погода сегодня не радостная, а разговор о тёплых странах обычно настроение поднимает, не правда ли?(С)

Автор совсем не чувствует языка и лепит прилагательные как попало:

Содержательный разговор прервала Арина (С)

При том, что разговор пуст, как сума нищего.

На этом моменте я прерываюсь, потому что прибыли Рубинштейны. Моисей кутается в неизменный шарф и жалуется на холод, несмотря на то, что в комнате душно. Он кивает мне и громко сморкается.

— Тише! — шикает Рита, — Макс пишет на родину, в Мондавию.

— В Кабул? — уточняет ее муженек, появившись с миской горячего, — там сейчас такой замес, дарлинг! Письмо вряд ли дойдет.

Я пожимаю плечами, оставляя ему его заблуждения. Жить с ними легче, чем с печалью знания. И все же откладываю телефон в сторону, нужно поучаствовать хотя бы в официальной