class="p1">Нас безжалостно хлестал ветер. Я не чувствовал ног. Пронизывающий холод проникал под тонкую матерчатую рубашку и охватывал все тело. Температура была около двадцати градусов ниже нуля. Трудно представить, как можно выжить в таких условиях без носков и теплого пальто.

Ночь сменилась днем, но марш продолжался. Измученные, голодные и задыхающиеся, люди тут и там останавливались на мгновение передохнуть и падали в снег. Некоторые, выбившись из сил, просто сдавались.

К счастью, от жажды спасал непрекращающийся снег.

То и дело я ловил себя на мысли, что, может быть, лучше остановиться и положить конец этому кошмару. По сей день не могу объяснить, как выдержал все и продолжал идти столько часов подряд.

К вечеру мы прибыли на заброшенную фабрику и наконец получили разрешение остановиться. Каждый спешил занять уголок, чтобы провести ночь относительно комфортно. Повсюду лежали измученные, обессиленные люди. Найти свободное место оказалось нелегко. Многие из тех, кто уснул в тот вечер, так и не проснулись на следующее утро.

Марш продолжился. Мы все еще не знали, куда нас ведут, но к этому моменту мы уже привыкли к неопределенности, которая стала правилом в нашей жизни. Ночью мы пришли в концентрационный лагерь Гляйвиц, который находился недалеко от железнодорожной станции.

Я не чувствовал ног. Пронизывающий холод проникал под тонкую матерчатую рубашку и охватывал все тело. Температура была около двадцати градусов ниже нуля. По пути мы видели бесчисленные мертвые тела, коченеющие по сторонам.

Лагерь закрывался, и повсюду царила суматоха.

Я стал искать местечко, чтобы отдохнуть.

Не могу описать словами, какая радость охватила меня, когда среди других заключенных я увидел своего хорошего друга Шани. Мы снова были вместе.

Мы устроились на складе с кучей одежды, радуясь возможности вытянуться на полу, и проспали всю ночь как убитые. В Гляйвице нам пришлось провести несколько дней без еды и воды, под строгим надзором солдат СС.

Издалека доносились звуки почти непрерывной артиллерийской канонады. Русская армия продолжала наступление.

А пока нам оставалось только ждать указаний эсэсовцев относительно дальнейшей эвакуации в неизвестном направлении.

Бродя однажды по опустевшему лагерю в поисках какой-нибудь еды, мы добрались до брошенного барака, в котором, по всей видимости, жила лагерная охрана. Шани попалась на глаза лежащая на полу тумбочка, и когда мы перевернули ее, то обнаружили пакетики с порошком цикория, который применяется для приготовления заменителя кофе при отсутствии настоящего. Цикорий – мясистое растение, произрастающее в природе, и напиток с ним по вкусу немного напоминает кофе. Шани тут же набил пакетиками карманы.

– Зачем он тебе? – спросил я.

Не имея никакой другой пищи, мы разделили находку пополам и в течение семи дней ели порошок всухую.

* * *

Однажды утром эсэсовцы криками выгнали нас из бараков, заставили построиться и повели к железнодорожному депо. Сесть не разрешили, и мы стояли и ждали прибытия поезда, который увезет нас в неизвестность.

Ближе к вечеру издалека донесся дребезжащий звук, и вскоре рядом с нами остановился состав из открытых грузовых вагонов высотой чуть выше метра. Обычно в таких вагонах перевозят крупный рогатый скот, но сейчас в них намело снега. Единственным плюсом было то, что они хорошо продувались, но этот плюс был и минусом, потому что от холода нас ничто не защищало.

Ходили слухи, что нас повезут в Германию, но где именно находится наш конечный пункт назначения, наверняка никто не знал.

В этой полной неопределенности нам оставалось утешаться тем, что мы снова вместе.

Шани посмотрел на меня и сказал:

– Мойши, я побью тебя, если ты бросишь меня и исчезнешь.

Исчезать я не собирался.

Нам приказали садиться, но сидеть при таком плотном скоплении тел было невозможно, поэтому мы стояли, набившись в вагон как сельди в бочке, замерзшие до костей.

Так началось путешествие на поезде.

Пережили это путешествие не все, и мертвых мы складывали в углу вагона.

По мере того как их становилось больше и больше, появлялось свободное место, что позволяло опуститься на колени и дать передышку ногам.

Прошло уже четыре дня с тех пор, как нам в последний раз давали какую-либо еду. И так продолжалось еще несколько следующих дней.

Попытайтесь себе это представить.

Состав с вагонами для скота, медленно катящийся в неизвестном направлении.

Январь, разгар зимы. Ужасный холод. Врывающийся в вагоны ветер, от которого негде укрыться. Полное отсутствие еды. Мы сидели съежившись, в продуваемой насквозь одежде, без носков. Хотелось просто закрыть глаза и погрузиться в вечность. Некоторые так и делали, но большинство из них, уснув, уже не просыпались.

В первый день непрерывно шел снег, дававший нам воду и шанс выжить. Но уже в первую ночь более половины заключенных в вагоне замерзли насмерть. Мне было четырнадцать лет и четыре месяца. В обычной жизни взрослые оберегают подростков от прямого контакта со смертью.

Что же касается меня, то к январю 1945 года я уже прошел суровую закалку. За девять месяцев, прошедших с тех пор, как я поднялся с мамой и Арнольдом в вагон для перевозки скота, мне пришлось столкнуться со смертью в самых разнообразных, жестоких и безобразных видах.

Январь, ужасный холод. Врывающийся в вагоны ветер, от которого негде укрыться. Полное отсутствие еды. Мы сидели съежившись, в продуваемой насквозь одежде. Не знаю, как мне удавалось держаться, когда многие другие навсегда закрыли глаза.

Мы потеряли интерес ко всему, стали безразличны почти ко всему, утратили все, кроме воли к жизни. Те из нас, кто потерял интерес даже к жизни, сдались и погибли.

Мы с Шани попытались пристроиться к стенке вагона, прислониться и хоть немного отдохнуть. Оглядевшись, мы увидели нашего ровесника, паренька из Берегсаса по имени Альбергер. Ему удалось выжить в лагере вместе со своим отцом. Его отец предупреждал нас на протяжении всей поездки, чтобы мы не засыпали, просил не уступать, не сдаваться.

– Ешьте снег и держитесь; тот, кто заснет, замерзнет насмерть, – снова и снова повторял он.

Я не знаю, как мне удавалось держаться, когда многие другие сломались и навсегда закрыли глаза. Помню, что ставил перед собой только одну цель: бодрствовать, дышать.

На второй день снегопад прекратился. Без снега жажда стала почти невыносимой. На одной из остановок я почувствовал, что больше так не могу и что мне необходимо что-нибудь выпить. Охранники позволили нам ненадолго спуститься, и я решил подойти к одному из солдат. Рискуя жизнью, я попросил его наполнить для нас емкость горячей водой, которая вытекала из котлов рядом с локомотивом поезда. Я сказал Шани, что солдат не застрелит нас, но даже если бы он это сделал, жизнь каждого из нас уже не представляла большой ценности.

К счастью, охранник согласился. Вода, которую он принес, спасла нас.

Поезд продолжал идти дальше и дальше. Время от времени мы останавливались на какой-нибудь станции, но выходить из вагона нам больше не разрешали. На какой-то станции, где поезд остановился для пополнения запасов угля, мы увидели возвращающихся с фронта солдат. Их поезд остановился на соседнем пути. Они бросили нам немного еды.

Мы ехали около пяти дней.

Поезд шел медленно и часто останавливался. Проблема тесноты в вагоне решилась сама собой, но зато теперь мы со всех сторон ощущали смерть.

Постепенно изменялся пейзаж. Мы как будто оказались в другой реальности, увидев не тронутые войной города и целые здания.

Мы прибыли в Германию, и поезд наконец остановился на станции с надписью «Веймар». Несколько вагонов с заключенными были отцеплены и продолжили движение в другом направлении. Потом нас повезли дальше, и уже через несколько километров достигли конечного пункта назначения – концентрационного лагеря Бухенвальд.

Бухенвальд

Поезд остановился.

Снова крики Schnell! – «Быстро!»

Снова охранники-эсэсовцы, злобные собаки, рычащие и скалящие клыки.

И снова отборы.

Бухенвальд.

* * *

Нацисты основали лагерь в 1937 году в самом сердце обширного леса в восточной части Германии, недалеко от исторического города Веймар, колыбели немецкой культуры. Концентрационный лагерь находится в десяти минутах езды от Веймарского национального театра. Бухенвальд предназначался для содержания противников нацистского режима и коммунистов, которые классифицировались как враги.

Первыми заключенными в Бухенвальде были члены Коммунистической партии Германии, которые