припечатал слово ладонью к столу. — К «риску», как ты ляпнул, ты и близко не подходил.

— При чем тут я? Я о себе не говорю. Не обо мне речь.

— Может, вообще ничего не делать, пока землю, видите ли, не изучим, — саркастически произнес Михаил Никифорович. — Ловко! Бурить — рискованно, летать — рискованно, ходить — рискованно, а вдруг кирпич на голову упадет. Только что ползать, да и то — опять кирпич.

— Убийственная логика! — насмешливо кинул Алексей.

— Брось выступать — не на эстраде, — досадливо поморщился Субботин.

— Ты сравни, отец, что сделано для обеспечения полетов, с тем, что в этом смысле сделано в бурении? Конечно, земля твердая, все выдержит. Но не там на глубинах, куда…

— Ты не дошел, — вставил Субботин-старший.

— Мы знали, каково пластовое давление в этой, конкретно этой структуре?

— А ты ее вскрыл? — ухмыльнулся Михаил Никифорович.

— Может быть.

— А точнее?

— Выходит — «может быть», «вероятно», «наверное»…

— Шламм — на анализ!

— Бак с раствором в грифоне.

— Последний керн где?

— В камералке. Мы пять газовых горизонтов прошли, а на этом вот… Так почему виноват я?

— Не ты, так Салахова, инженер. Хотя к инженеру у тебя никаких претензий? Надеюсь…

— Никаких. А Салахова — что она знает? То же, что и мы с тобой. На сажень под землей она, может, и видит, а на три с половиной километра — сомневаюсь.

— На всем регионе бурили и бурим на этом режиме, — поднявшись, сказал Субботин. — А грифон — только у тебя. Сомневаться можно во всем, даже в собственном существовании. Ни признаваться в нарушении режима бурения, ни повиниться ты не хочешь. Даже перед отцом. От работы отстраняю. Все. Хватит!

Алексей смотрел не на отца, а на лужицу чая у края стола. Потом он начал постукивать по ней пальцем. Лужица, словно амеба, выпустила псевдоподию, тонкая веточка воды доползла до края стола и струйкой стекла на пол.

— С бульдозера меня ты не снимешь.

— Черт с тобой… — проворчал от двери Субботин и добавил едко: — Только поосторожнее. Не свались в кратер. Очень трудно спасать будет.

Михаил Никифорович был недоволен самим собой. Он думал, что встреча с сыном будет иной. Он надеялся на это с того момента, как узнал об аварии. Субботин-старший просто не понимал, на какие доводы в свою пользу мог опереться Алексей, представ перед комиссией, авторитетнейшими людьми, «съевшими зубы» на бурении. Уже первый вопрос: «Заметили ли вы, товарищ мастер, газопроявление в глинистом растворе перед выбросом?» — поставит самонадеянного мальчишку в тупик. Предвестников выброса не могло не быть. Алексей, конечно, скажет: «Да».

И тут последует другой вопрос: «Какие?», потом следующий: «Почему вы поздно отдали распоряжение закрыть превентеры?» Пусть Алексей отдал это распоряжение через десятую долю секунды после того, как заметил еще ничего не говорящие признаки пены в глинистом растворе! Пена на поверхности раствора может быть по тысяче причин. Пойди догадайся. Но между первыми признаками ее и тем моментом, когда их заметили и отреагировали на них, могло пройти порядочно времени.

Будто мастер должен глаз не спускать с вытекающего из скважины глинистого раствора, не отрываясь смотреть на отверстие бурильной колонны во время подъема труб.

И тут мастер или бурильщик не может отговориться ничем.

Широкое, как бесконечность, понятие — должен, должен! — покрывает любые доводы. Рядом с абсолютом «должен» никакая мотивировка не выглядит достаточной.

Так, во всяком случае, понимается поведение мастера смены теоретически. А практически у мастера столько дел и обязанностей, что он не в состоянии постоянно наблюдать за раствором, хотя тот и перед глазами. Однако никто не знает, что под его и метровой толщей. Сложное автоматическое оборудование, которое могло бы предупредить смену о надвигающейся опасности загодя, еще не изобретено. Некоторые специалисты считают такую необходимость излишней. Случаи выбросов, по их мнению, достаточно редки, а подобные автоматы на каждой скважине обойдутся слишком дорого, — все равно, что содержать пожарное депо при каждом доме. Буровой автомат, конечно, — решение проблемы. И вообще решение почти всех проблем в бурении — вплоть до внедрения автоматических систем управления… Но дорого! Ух, как дорого… Впрочем, наверняка не дороже ТУ-134. Буровая такой стоимости? Если оснастить так подъемный кран, то дом можно будет строить из земли, что вырывают под фундамент. А почему «нет», если в принципе «да».

«К черту философию! — крикнул про себя Субботин-старший. — Не захотел признаться — пусть отвечает втройне. Пусть все начнет с бурильщика, если комиссия не найдет в его действиях заведомого, преступного нарушения режима бурения… Нет, до этого, конечно, не дошло. Надеюсь…» — постарался успокоить себя Михаил Никифорович. Тут ему на глаза попался Саша Ахметов. Он сидел с подветренной стороны бархана как в удобном кресле с высокой и пологой спинкой. Из-под ушанки виднелись бинты, которыми были обмотаны уши, чтоб защитить слух от рева фонтана. Брезентовая спецовка его была мокра и кое-где прожжена. Саша сидел, закрыв глаза, сложив на животе руки, и спал.

«Встреча ко времени», — усмехнулся Субботин.

Он присел на песок рядом с Ахметовым. Саша открыл один глаз, довольно равнодушно посмотрел на начальство, считая, что хорошего оно ему ничего не скажет. Единственно, может мрачно пошутить, мол, невезучий ты, Саша, вроде черной кошки — свою скважину, будучи мастером, запорол, перевели к рабочим в лучшую бригаду — доверие как-никак оказали, — и тут несчастье приключилось, и именно в твою вахту.

Саша вздохнул, открыл второй глаз и посмотрел на хмурого Субботина. Когда выброс произошел на буровой Саши, Михаил Никифорович был очень зол, а теперь — растерян. Это было заметно сразу и неожиданно чрезвычайно рассердило Сашу.

— Ахметов, — позвал Субботин, не глядя на Сашу и не видя, что тот проснулся.

— Лихо вам, а? — устраиваясь около бархана поудобнее, поинтересовался Саша.

— Какое это имеет значение…

— Сочувствую, — констатировал Саша и покосился на начальство с любопытством.

— Я по делу, — сведя густые брови к переносью, по-прежнему не поворачиваясь к Саше, сказал Субботин.

— Ну спрашивайте…

— Спрашивать не стану. Не хочу!

— Это лучше. Даже приятно, — облегченно проговорил Саша. — А то я нехорошо о вас подумал, товарищ Субботин. Вдруг бы вы спросили: «А не приметил ли я чего-нибудь такого-этакого…»

— Отправляйся в поселок. Скажешь на монтажном дворе, чтобы смонтированную вышку тащили тягачами сюда. Снова займешь должность мастера. Возьмешь бригаду… Алексея и… Вам поручается бурение наклонной скважины, чтоб задавить грифон. Подойдете как можно ближе к забою аварийной, а там закачаем ее цементом и задавим.

Михаил Никифорович понимал, что говорит много и много ненужного, не входящего в компетенцию мастера. Слежение за проходкой наклонной