сообщили в Барановичи, а также в Столбцы. Однако сейчас связи с ними нет. Позади состава, судя по всему, рельсы тоже взорваны. Мы слышали взрывы.

Генерал откашлялся и заявил:

– Предлагаю медленно ехать вперед до тех пор, пока это будет возможно. Может быть, нам еще удастся помочь людям на блокпосту. Затем мы обеспечим охрану на взорванных участках, пока ваши ремонтники будут заняты восстановительными работами.

– Согласен, господин генерал. Сейчас мы прицепим к составу еще два вагона.

Потом генерал обратился к остальным офицерам:

– Быстро составьте список личного состава и вооружения. Мы создадим несколько боевых групп, и, если будет достаточно времени, организуем акцию возмездия. Пора наказать этих бандитов!

– При такой дикой кутерьме, когда люди друг с другом даже незнакомы, это будет настоящей катастрофой, – тихо прошептал сапер.

Несмотря на скудное освещение, порядок удалось навести довольно быстро. При этом выяснилось, что винтовки имелись лишь у некоторых солдат. Правда, у офицера службы военных сообщений нашлись два пулемета и несколько стареньких автоматов. В конечном счете мы смогли образовать десять боевых групп по двадцать человек в каждой, из которых две были оставлены для охраны железнодорожной станции.

За этими приготовлениями мы не заметили, как прошел целый час. Затем послышалось шипение поступавшего в цилиндры пара, поршни привели шатуны в движение, огромные ведущие колеса несколько раз провернулись, вагоны дернулись, и состав медленно тронулся с места.

Впереди был смонтирован сильный прожектор, и я, лежа на передней платформе со своей группой, перед которой была поставлена задача прикрыть блокпост со стороны речки Лупа, внимательно всматривался в окружавший нас мрачный лес. Поезд шел со скоростью пешехода, но уже минут через двадцать в темноте показались языки пламени.

Внезапно откуда-то со стороны появились какие-то фигуры и начали отчаянно махать нам руками.

– Не стреляйте! Мы – немцы! – крикнули они и стали прыгать на подножки вагонов.

Оказалось, что четверо из них были немецкими, а двое – русскими железнодорожниками.

– Осторожно! Мост через Лупу взорван! – предупредил один из них машиниста, поправив ремень висевшей у него за спиной длинной винтовки.

Мы стали медленно приближаться к пожарищу и увидели пылающие развалины блокпоста. Тут в свете прожектора на путях показалось какое-то препятствие, и поезд, немного не доходя до него, остановился. Спрыгнув со своей группой с платформы, я решил посмотреть, в чем там дело. Глазам предстало жуткое зрелище – партизаны жестоко расправились с четырьмя русскими железнодорожниками, а их тела штабелем сложили на путях. Такова была месть «предателям», каковыми, по мнению партизан, эти бедняги являлись.

Тела были сняты с рельс, и моя группа вдоль железнодорожной насыпи направилась к мосту, который действительно оказался взорванным. Мы перешли речку вброд и выставили охрану, а остальные боевые группы направились осматривать развалины блокпоста, чтобы определить степень его разрушения.

Когда взошло солнце, все окончательно прояснилось – на протяжении почти десяти километров впереди и двух километров позади нас рельсы более чем в ста местах были взорваны. Кроме того, саперы обезвредили множество мин. Вскоре ремонтники с двух сторон приступили к работе, и один из инженеров доложил, что к следующему утру пути будут восстановлены.

Вечером моя наспех сколоченная боевая группа вновь заступила на охрану моста, а в полночь нас сменила другая. Тогда прямо рядом с рельсами я расстелил свой спальный мешок, забрался в него и мгновенно провалился в глубокий сон.

– Просыпайся, товарищ! Поезд вот-вот отправится! – встряхнул кто-то меня за плечо.

Я не сразу понял, где нахожусь, увидев простодушное лицо какого-то австрийца, а тот улыбнулся и добавил:

– Мне бы такой крепкий сон, как у вас.

Тогда я вылез из спального мешка, свернул его и, несмотря на то что паровоз подал пронзительный гудок к отправке, бросился к колонке и подставил голову под струю ледяной воды. Едва передо мной, мокрым насквозь, открылась дверь в купе, поезд с лязгом тронулся.

– Наш отпуск затянулся на тридцать часов, – ухмыльнулся сапер. – Что ж, на войне как на войне. Теперь мы вряд ли будем завтра утром в Смоленске. Если вообще туда приедем, ведь нам предстоит преодолеть сотни километров по области, в которой хозяйничают партизаны.

Произнося это, он автоматически ощупал свой нагрудный карман и вытащил листок с записями по игре в скат. Майор же взглянул на колоду карт с отвращением.

– Нет, с меня хватит, к тому же мне не везет. Не забывайте, что генерал грозился снарядить карательную экспедицию против партизан, – заявил он.

– Многого от этой экспедиции ждать не приходится, – подхватил я и, обернувшись к саперу, продолжил: – Что может сделать отряд из практически незнакомых людей и с таким слабым вооружением? Вы очень хорошо объяснили это генералу. Со стороны казалось, что у вас имеется большой опыт по борьбе с партизанами.

– Так и есть, – мрачно ответил сапер.

– Вы должны нам обязательно обо всем рассказать, дружище, – с интересом заявил майор.

– Об этих коварных бандитах лучше не распространяться, – еще больше помрачнев, откликнулся сапер.

Однако, помолчав немного, он решился:

– Мне не доставляет удовольствия вспоминать о пережитом, но если вы настаиваете, то так и быть, но очень коротко.

Далее сапер рассказал нам целую историю, которую я постараюсь привести дословно:

«Дело было под Ржевом. Позади наших позиций лежали леса, в которых обосновались партизаны. Во время короткого отдыха я со своей боевой группой расположился в каком-то захолустье в ожидании подхода наших обозов. Около девяти часов утра со стороны лежавшего рядом леса показался мотоцикл с коляской. Его вид нас ужаснул – машина была вся в дырках от осколков и пуль, а колесо у коляски пробито. За рулем весь в крови и грязи сидел фельдфебель из штабной роты, который управлял мотоциклом правой рукой – его левая рука безвольно висела. Мы вытащили выбившегося из сил фельдфебеля и перевязали его. Прошло немало времени, прежде чем он сбивчиво смог поведать о своих злоключениях.

Оказалось, что в десяти километрах от нас в вечерних сумерках их головная машина на просеке подорвалась на мине. Остальные машины подъехали поближе и остановились, чтобы оказать помощь. Однако в этот момент со всех сторон зазвучали выстрелы. Многие машины загорелись, а некоторые, с боеприпасами, стали взрываться. Бежать было некуда, и возникла паника. Воспользовавшись этим, из-за деревьев выскочили партизаны и принялись колоть штыками всех, кто еще мог шевелиться. Раненного в руку фельдфебеля сильно ударили по голове, и он рухнул как подкошенный.

Несколько часов бедняга пролежал без сознания, а когда пришел в себя, в поисках выживших стал переползать от одной разбитой машины к другой. Все было тщетно