у него заметно хромала, и Требен во время доставки донесений постоянно сбивался с маршрута. Когда же он все же добирался до цели и безошибочно излагал текст, то надобность в этом, как правило, уже отпадала.

Ястребиного Глаза, являвшегося, как большинство обер-ефрейторов, человеком довольно грубым и вместе с тем служившего надежной опорой своего подразделения, и Карузо, эту пародию на солдата, связывали довольно своеобразные отношения. Их можно было охарактеризовать как дружественно-враждебные. Доминирующим в них являлся Ястребиный Глаз, который постоянно критиковал своего товарища, издевался над ним и использовал в своих интересах. В свою очередь, Карузо буквально считывал с глаз приятеля любое его пожелание, за что получал от всеми признанного обер-ефрейтора определенную защиту.

Все эти подробности мне стали известны во время уже упоминавшейся вечеринки по случаю моего прибытия. Под гитару ефрейтора Хонера мы пели веселые и грустные песни о девушке по имени Линден и о том, почему на Рейне так хорошо. А на свежем воздухе перед крестьянской избушкой и при усеянном звездами небе Карузо исполнил знаменитую арию Пуччини «Горели звезды». Когда он закончил, все обитатели Бурого села, и немцы, и русские, стеной окружившие нас, солдат третьего взвода, в едином порыве разразились бурными аплодисментами.

В последовавшие дни я прилежно изучал наставления для истребителей танков, а лейтенант Шуберт посвящал меня в тонкости управления самоходными артиллерийскими установками типа «Мардер»[32]. Поэтому, когда через две недели он серьезно заболел и был вынужден отправиться на родину, я чувствовал себя уже достаточно уверенно, чтобы взять на себя командование его взводом.

Деревня Большие Дуравки, 12 ноября 1943 года

Все следующие дни характеризовались нарастающим числом признаков готовящегося нового большого наступления русских. Для лучшего ориентирования на местности и понимания возможностей использования наших «уток», как мы называли свои самоходные артиллерийские установки из-за особенности их движения, все три командира взводов второй роты, среди которых был и я, отправились на командный пункт 70-й пехотной дивизии, позиции которой находились впереди нас.

В лесочке возле деревни Большие Дуравки занял огневые позиции целый полк реактивных минометов, на командном пункте которого нам предоставили возможность взглянуть через стереотрубу в глубину территории противника. Мы увидели бесконечную вереницу женщин, каждая из которых катила впереди себя двухсотлитровую бочку. Растянувшаяся на многие километры цепочка терялась в овраге, откуда доставившие свой груз женщины большими и малыми группами возвращались назад, но уже с пустыми руками.

– Вы видели это? – усмехнулся начальник штаба полка. – Вот так решаются транспортные проблемы в социалистической стране. Вам не кажется, что иваны спекулируют на наших джентльменских чувствах? – Он помолчал немного и добавил: – Вы видели наши реактивные установки. Какая силища! Готов поспорить, что мы одним залпом остановим любое русское наступление. Воздействие на противника наших реактивных минометов вы себе даже представить не можете!

После таких слов мы в приподнятом настроении вернулись в свои взводы. Однако когда я поделился впечатлениями о полке реактивных минометов и повторил слова его начальника штаба, то обер-ефрейтор Новак с сомнением покачал головой и заметил:

– Все это замечательно, но где гарантия того, что Иваны не отдубасят нас своими «сталинскими органами»?[33]Ребята! Я уже не раз видел их в действии, и если это произойдет, то…

– Всем нам необходимо смотреть внимательнее и быть бдительнее! – хором продекламировал весь взвод.

Населенный пункт Еремеевщина, 13 ноября 1943 года

Зима начала устанавливать свое суровое господство на необъятных русских просторах. Разбитые улицы и дороги замерзли, и на повестке дня встал вопрос о поломках осей на телегах. Однако положение несколько улучшилось, когда стал падать снег. Неприятным являлось только то, что он постоянно забивался во все щели, и мы наконец-то поняли, почему русские столь тщательно уплотняли окна в своих избах. Соломенные крыши тоже оказались хорошей защитой от холода, ведь наступили такие морозы, что на улицу без крайней нужды лучше было не выходить.

Проблемой стало также посещение отхожего места. Для защиты от ветра мы обложили его хворостом, но «заседать» там было крайне неудобно. Для ускорения процесса солдаты спускали штаны прямо в тамбуре и, сделав свои дела, немедленно их надевали. Честно говоря, при морозе в минус двадцать градусов и более все опасались к сортиру просто примерзнуть.

Со стороны линии фронта не доносилось ни единого выстрела, и было подозрительно тихо. Пугающая тишина действовала на нервы, и бывалый фельдфебель Боргман заявил:

– Это затишье перед бурей! Не пройдет и двух дней, как иваны дадут нам прикурить!

Деревня Загваздино, 14 ноября 1943 года

В воскресенье в шесть часов утра затишье закончилось. На всем протяжении линии фронта в зоне ответственности 27-го армейского корпуса русские открыли ураганный огонь. При этом плотность их артиллерии оказалась неожиданно высока. Стоял ужасающий грохот, слышимый за восемь километров. Во всех избах без всякого приказа началось лихорадочное оживление – солдаты второпях мылись и брились, готовясь к выступлению.

– Вы напомаживаетесь, словно собираетесь на свадебный пир! – презрительно заметил ефрейтор Пич и выбежал на улицу.

Он отказался даже от ломтя хлеба, поспешая к своей «утке», и не успокоился до тех пор, пока не удостоверился, что все в порядке, и не завел мотор, несмотря на собачий холод.

Мы быстро, но плотно позавтракали, и вскоре третий взвод практически в полном составе был готов к выступлению. Не завелась только установка фельдфебеля Шлихтинга, смонтированная на базе старого чешского танка.

Однако немедленное выдвижение к линии фронта пришлось отложить, а около двенадцати часов ураганный огонь стал ближе, и в небе появились русские штурмовики Ил-2, стреляя из своих бортовых пушек по пока невидимым нам наземным целям. Судя по всему, иваны начали наступление.

В час дня дошла очередь и до нас – по радио роте поступил приказ о выдвижении к деревне Загваздино. Я приказал Кюнцелю следовать за мной и строго-настрого предупредил построившихся водителей о том, чтобы они соблюдали предельную осторожность, – поломок машин допустить было нельзя.

– Шлихтинг догонит нас сразу после завершения ремонта, – пояснил я.

Обер-ефрейтор Бемер прыгнул в мой открытый вездеход, стоявший впереди колонны, я взял к себе в машину фельдфебеля Боргмана и Карузо, и мы двинулись к назначенной точке прибытия. За нами во втором открытом вездеходе следовали два других взводных – лейтенант Гладе и фельдфебель Альт.

Когда позади нас от разрыва снаряда взметнулось облако снега, Бемер прибавил газу и полетел словно стрела.

Мы же, побледнев как смерть, до боли в костяшках пальцев вцепились в поручни и притихли, полностью доверяя Бемеру, который не зря считался первоклассным водителем. На скорости вездеход не так трясло