Пашка смял стаканчик из-под внеочередного кофе и швырнул его в огромную пластиковую урну возле выхода из кофейни. Кофе, кофе… Всё же это отличный повод сбежать от подчиненных и всяких важных дел. Кто-то курит, кто-то пьет. Кофе.

Как всё теперь непросто из-за этой Дарьи Владиславовны. И бабу к себе на работу не приведешь. И кофе выпить сходить — не сходишь. И вообще не забалуешь. Все ходы записаны в толстую книжечку с коричневым кожаным переплетом. Все повязаны собственноручной подписью. Кровью.

Такое ощущение, что в «Палладе» появился директор, который за один день навел на фирме порядок.

Это было так непривычно.

Поляков почесал лоб.

Нужно было подняться к себе и всё-таки отпустить потерпевшую помощницу домой.

Если она еще не написала заявление на увольнение. Или в полицию на хулиганское нападение. У нее и свидетели имеются.

Боже, как же стыдно.

Еще в РОВД его не склоняли из-за темпераментной девки, которая не умеет держать язык и руки в узде.

Почему-то в сексе это же самое Кощея устраивало.

Нет в мире совершенства.

Паша вышел на своем этаже. Коридор очистился. Зрелище закончилось. Все разбежались зарабатывать на хлеб. Он в ожидании худшего заглянул в свой кабинет.

Дарья сидела за своим компьютером. Точнее, за его ноутбуком.

Спокойная. Собранная. Сосредоточенная.

Будто это не ее только что отметелила взбрендившая от ревности деваха. Жилет был расстегнут, на месте пуговиц мелкими дырочками зияла пустота. Теперь он ей не только блузку, но и жилет новый должен. Как минимум, новые пуговицы к нему. На левой щеке был приклеен телесного цвета пластырь, ниже которого тянулась красная припухшая ссадина.

— Дарья Владиславовна, а вы почему тут? — спросил Паша строго. — Я же вас отпустил.

— Так… — смутилась девушка. — Я думала… теперь… необходимость отпала, — выпалила помощница, подскакивая со стула и прихватывая сумочку. — Из-звините, я сейчас…

— Дарья Владиславовна, успокойтесь. Собирайтесь спокойно. У вас там денежки осталось? Вы себе пуговицы, что ли, купите. Лекарства, если нужно. Вы скажите, сколько с меня. Неловко так вышло, — опустил взгляд и потер нос. — Вы простите.

— Павел Константинович, что вы. Я сама. Можно идти, да? — вдруг переспросила Дарья, будто до нее только дошло. — А то я боюсь, ссадину разбарабанит.

Поляков плюхнулся в кресло и снова потел лоб, опустив взгляд, и пока он думал, что же еще сказать, как объяснить, что он не хотел… Точнее хотел, но совсем не так. И даже не с той, уж если честно. В общем, пока он думал, Дарья выцепила свою курточку, попрощалась, накинула капюшон и скрылась в двери.

Паша постучал ручкой по столешнице.

И ему тоже пора.

Пока народ не повалил в связи с окончанием рабочего дня, когда у Паши появится очередной шанс стать звездой ютьюба.

Кстати о ютьюбе. Он заглянул к Богдану Викторовичу с намерением напомнить коллективу об ответственности за размещение в публичных источниках инсайдерской информации вроде видеозаписей.

Юрист сидел в теплой компании Толика, начохраны, и душевно с ним ржал. Но быстро заткнулся, стоило директору появиться в дверях. Обсасывают новый эпический скандал, стражи порядка хреновы. Где вот они были, когда в стенах «Паллады» происходило нанесение телесных повреждений?

— Давайте, — позволяюще махнул рукой Кощей и уселся на свободный стул, — валяйте, сплетничайте. Ни в чем себе не отказывайте.

Богдан Викторович хрюкнул, подавившись смешком, и продолжил серьезно:

— Да-а. Паш, ничего личного, но как-то у тебя не сложилось сегодня с девушками…

Тут хрюкнул Толя:

— Как не сложилось? Очень даже сложилось. Одна на другую, — и он схлопнул ладони.

И Пашины подчиненные заржали. Всё по классике: «Смешались в кучу конелюди».

— Без обид, товарищ директор, — Богдан Викторович похлопал Пашу по плечу. — Но Дарья Владиславовна прошла сегодня боевое крещение, встав своей… ну, пусть будет «грудью» на защиту чести и достоинства… ну пусть будет фирмы, отлежав их в бою с дикой, но очень симпатичной тигрицей. Телефончик дашь?

— Не дам. Удалил, — честно сказал Поляков.

— Это ты зря, — огорчился юрист. — Зато Дарья-то какова! Как она самоотверженно пала перед противницей. Если завтра выйдет на работу, ее можно будет смело натравливать на наших должников.

Почему-то шутки про Несветаеву были Павлу неприятны.

— Так, мужики. Я — козел, Соня — овца тупая, но давайте Дарью Владиславовну мы обсуждать не будем, ладно? Ей и так по моей вине досталось в первый рабочий день. Не хотелось бы, чтобы ей эта ситуация аукалась в дальнейшем.

— А как случилось-то?.. — влез Анатолий.

— Как случилось, так случилось. Богдан, проследи, пожалуйста, чтобы никакое видео за порог фирмы не вылезло. Сам записи с камер наблюдения почисти. Народу напомни, что я был бы просто идеален как начальник, если бы не злопамятность.

— И прижимистость, — напомнил начохраны, тоже не без предыдущего греха.

— И как она расцветает на фоне злопамятности… М-м-м, — мечтательно промычал Паша. — Так всем и передай: «М-м-м-м!» — многозначительно промычал он снова.

— Будет сделано, товарищ…

— Господин, — поправил Паша.

— Господин директор, — повторил юрист.

— Можно просто «господин», — дозволил Кощей, лишний раз напоминая о своей мелочной мстительности.

И вышел.

Больше всего ему сейчас хотелось кого-нибудь побить. Себя, например. Почему никто не додумался сделать «грушу» с видом Павла Полянского? И Кощей сел в машину и рванул в спортзал.

Он сайгаком попрыгал между радиостанциями, остановившись на какой-то фоновой, смутно знакомой попсе. Крутить баранкой было привычно и успокаивающе. Паша ехал, автоматически фиксирую ситуацию на дороге, и думал.

Была какая-то чертовщинка в Несветаевой. Что бы там ни говорили коллеги, а после разборок с Соней помощница не была ни напугана, ни возмущена, ни расстроена. Она выглядела отстранённо. Будто всё было вообще не с ней, а с кем-то другим.

Совсем не так выглядят побежденные.

Так выглядят победители.

Паша припарковался, взял с заднего сидения спортивную сумку со спортивной одеждой — она всегда лежала там, готовая к использованию. У Кощея было два полных комплекта — пока один стирается, другой используется.

…Опять же, если задуматься над словами Сони, была в них какая-то правда на правах бреда. Не могла она придумать эти «Таких, как я, замуж не берут». Может, надеялась, что Паша ее пожалеет и предложит руку и ливер, только чтобы не видеть женских слез?