– Здесь не такое место.

– Я не намекаю на то, что она была с ним в комнате. Яподумал, что либо она была при нем, когда он регистрировался, либо сняла другуюкомнату.

Женщина покачала головой.

– Возможно, она подошла позже, – сказал Мейсон. – Весьмасимпатичная девушка, в довольно короткой юбке, с хорошей фигурой, с каштановымиволосами, в костюме, вроде бы сшитом из клетчатой ткани.

– А какого возраста?

– Года двадцать два – двадцать три.

Она снова медленно покачала головой.

– Таких мы не обслуживаем.

– Но она должна быть не из этих.

– Нет. Если бы она выглядела, как вы сказали, и сняла быздесь комнату, то с ней все ясно. Такие идут либо в пансион, либо в отель.Здесь меблированные комнаты. Я стараюсь, чтобы ничего такого не было. Я не могуотвечать за все, что происходит, но уж, во всяком случае, таким куклам я несдаю. Неважно, что они тебе говорят, рано или поздно с ними беды не оберешься.У меня обычно почти все занято, и если бы пришла такая, то я просто сказала быей, что мест нет.

– Значит, вы говорите, что женщина, которую я описал, небыла здесь ночью?

– Точно не была. Я не стою на лестнице и не слежу закоридорами. Я сразу определяю людей, когда они заходят. Стараюсь по мере сил,чтобы у меня было приличное место, но я не собираюсь сидеть на пороге и следитьза всеми, кто вселяется. Я не компаньонка для девки. Если где-то какой-то шум,я прекращаю это. Если где-то какая-то неприятность для постояльцев, стараюсьвсе утрясти, но я не вынюхиваю.

– В таком случае, возможно, к этому Шелдону приходилаженщина?

– Возможно, и так, а что в этом такого? Это могла быть егосестра или…

– Я не пытаюсь вас в чем-то обвинить, – перебил Мейсон. – Япросто хочу определить, была ли здесь эта молодая женщина. Мне очень важно ееобнаружить, и, если вас это интересует, я хочу помочь ей.

– Я не видела ее.

– И никому не сдавали комнату?

– Ну, раз уж вы такой обходительный, то могу сказать, чтомогло произойти.

– Что именно?

– Когда ложусь спать, то иногда на стойке оставляю табличку,где обозначены свободные комнаты и их стоимость – три доллара. Желающий можетзарегистрироваться, опустить деньги вот в эту щель в стойке, взять ключ сощитка и идти спать.

– А это не рискованно? – поинтересовался Мейсон.

– И да и нет. Комнаты, с которыми связаны самые большиехлопоты, обычно сдаются раньше всех – где-то еще до полуночи. После полуночиприходят обычно те, кому не удалось устроиться в отеле и кто находится в почтибезвыходном положении. Для таких целей у меня есть обычно комнаты две-три. Онинаименее удобные и стоят на доллар дороже, но на них я выставляю табличкутолько после полуночи.

– А прошлой ночью кто-то занял одну из этих комнат?

– Да.

– Когда?

– Не знаю точно. Знаю только, что в коробке под щелью утромбыли три однодолларовые купюры и что ключ взяли.

– А какая фамилия стоит в регистрационной книге? – спросилМейсон.

– В том-то и дело, что там нет никакой фамилии. Поэтому-то яи не подумала об этой комнате, когда вы посмотрели в книгу. Тот, кто взял этукомнату, не расписался в книге.

– Давайте взглянем на нее, – предложил Мейсон.

– Понимаете, – предупредила хозяйка, – это может быть ложныйход. Но если вы уверены, что та женщина провела здесь ночь, то именно в этойкомнате она и должна сейчас быть.

– Я не уверен, что это так, – сказал Мейсон.

– Давайте посмотрим.

– Вы думаете, она все еще в комнате?

– Не знаю. Допустим, что она там, тогда что? Вы будете с нейразговаривать?

– Да.

– А шума не будет?

– Никакого шума, никакой суеты и никаких споров. Я простохочу увидеть ее, и это все.

– А обрадуется она, когда увидит вас?

– Должна обрадоваться.

– О’кей. Пошли.

Хозяйка двинулась по коридору. Ее широкая фигура колыхаласьпод тонким домашним платьем. Солнце, проникая через окно в конце холла,освещало ее большие ноги под тонкой юбкой. Она остановилась около одной издверей и, взглянув на Мейсона, постучала. Никто не ответил. Она постучала ещераз, громче. Когда и на этот раз никто не ответил, хозяйка подергала ручку.

Дверь оказалась незапертой. С внутренней стороны в замкеторчал ключ, и металлическая бирка, прикрепленная к нему, стукнулась о дверь,когда она широко распахнулась.

– Так, – сказала хозяйка, – она была здесь и ушла. Она спалаздесь и, судя по всему, ушла рано утром, наверно, до того, как я встала. Влюбом случае я не видела, как она выходила.

Обстановка была точно такая же, как и в комнате, что занималАртур Шелдон, но здесь было только одно окно, которое было приоткрыто ивпускало немного воздуха. Мейсон осмотрел кровать. Тот, кто спал на этойкровати, спал или очень чутко, или совсем короткое время. Простыни были лишьслегка примяты, а на гладкой поверхности наволочки видна только одна вмятина отголовы, лежавшей на подушке спокойно, в одном положении.

– Молодая, – заметила хозяйка. – Когда они постарше, то спятпрямо по всей кровати. Только молоденькая может вот так свернуться в клубок, апотом уйти, оставив все как есть.

– Молоденькая, но с чистой совестью, не так ли? – сказалМейсон вопросительно.

– Я не говорила этого. Я только сказала, что она должна бытьмолодой. Из тех девиц, что останавливаются здесь, чертовски мало таких, которыебеспокоятся о том, чиста ли у них совесть. – Она ухватила длинный волос сподушки и опустила его на белую простыню. – Каштановый. Возможно, у нее своитакие. Уж больно хорош.

Мейсон подошел к умывальнику, осмотрел его. В продолговатомзеркале, висевшем над раковиной, отразилось, несколько искаженно, его лицо.Свет из окна напротив падал в неприбранную комнату.

На тонком коврике у умывальника виднелось темное пятно отводы, и хозяйка, проследив за взглядом Мейсона, объяснила:

– Она умывалась, наполнив раковину водой. Все женщины такделают, во всяком случае которые следят за собой. Я считаю, что лучше такумываться, чем вообще никак.

Хозяйка подошла к кровати, задернула покрывала, постояла,глядя на простыни, и сказала задумчиво:

– Стоит застелить как полагается, и никому в голову непридет, что на этих простынях вообще кто-то лежал. Она умеет изысканно спать.