дело решительно проходили строем добровольцы из ремесленных коллегий. Во главе группы вышагивал старшина, держа шест, увенчанный идолом бога — покровителя профессии.

Вот и агора.

Повсюду царила тревожная суета. По вымостке громыхали повозки с амуницией, провиантом, наполненными свежей водой гидриями. В прилегающих к порту улицах таксиархи[144]выстраивали ополченцев, производили перекличку. С телег раздавали оружие: копья, дротики, мечи, а также щиты и шлемы.

Выйдя из мрака портика, Спарток увидел Гилона, стоявшего среди колонн храма Деметры в окружении членов городского Совета. Пламя подвешенных на цепях светильников металось от порывов холодного морского ветра.

Издалека было видно, как стратеги и архонты машут руками, обсуждая план обороны. То и дело с места срывались вестовые, бежали выполнять поручение пресбевта.

Возле богатого дома Спарток разглядел фракийцев: длинные кожаные плащи, мятые пилосы[145], стянутые цветными лентами сапоги до колен. У каждого в руке пельта[146], а с плеча на ремнях свисает пара дротиков. На поясе — махайра.

Он вернулся к товарищам.

— Рассредоточьтесь, но держитесь возле агоры. Я пошел…

Одрис двинулся через площадь. Наемники столпились перед кузней, ожидая команды. Старшина сидел на наковальне, расставив ноги и опираясь на щит.

— Мир вам, братья, — негромко сказал Спарток по-фракийски.

Пельтасты[147] обступили гостя.

— Ты кто? — хмуро спросил старшина.

— Свой.

— Это как посмотреть. Откуда?

— Из Афин.

Фракийцы недоумевали.

— И что ты здесь забыл? — процедил старшина. — Может, сдать тебя Гилону?

— Не сдашь.

— Почему?

Спарток молчал, обдумывая, стоит ли раскрываться. Можно соврать, что он афинский клерух, но тогда непонятно, что колонист делает здесь в такое время. Мог бы и раньше познакомиться, если живет в Нимфее. Сказать правду? Неизвестно, как они отнесутся к тому, что он династ одрисов. Фракия большая, и враждующих между собой племен в ней много.

"Так… — думал он. — Судя по акценту, эти — северяне: бизалты, мезы или геты. Если бизалты, должны были узнать…"

Тягостная пауза затянулась.

Внезапно вперед вышел верзила, зацепил ручищей треногу со светильником и поднес к лицу гостя. Вытаращив глаза, хлопнул себя по ляжке.

Взволнованно зашепелявил сквозь выбитые зубы:

— Да ведь это Спарадок! Ух ты! Бородищу отрастил, грек греком…

Он повернулся к старшине.

— Я же из Ольвии. Фракийцы там друг за друга держатся, у нас землячество… Вот… Так он с отрядом под городом три года стоял.

— Зачем? — подозрительно спросил старшина.

— Как зачем? — ольвиополит удивился. — Греки ему зерно продавали, а он его вез в Македонию. Хорошие деньги делал! Так мы это… Ходили друг к другу на праздники, ну и вообще, усы промочить… Геты друзья одрисам. Что, не так, что ли?

Последнюю фразу он произнес, обращаясь к товарищам. Те согласно закивали.

Старшина с сомнением протянул:

— Ты уверен, Брейко?

— Зуб даю, Селевк! — ольвиополит сунул грязный палец за щеку.

Наемники заржали.

— Верю, верю… — с наигранным согласием протянул старшина. — Оставь зубы себе, у тебя их и так мало.

Потом испытующе посмотрел на гостя.

— Ты Спарадок?

— Да.

— Ладно… Прости, что без церемоний, обстановка не располагает. Ну, а сюда-то как попал?

Одрис решил, что пора выложить правду.

— Пришел с Периклом. Будем брать Нимфей.

По отряду прошел глухой ропот.

— Так мы враги? — настороженно спросил Селевк.

— Нет! — отчеканил Спарадок. — Мы фракийцы. Надо помогать друг другу.

— Нам хорошо платят. С чего это вдруг мы должны переметнуться?

— Сколько?

— Четыре обола в день.

— Я дам драхму… Еще каждый из вас получит по тридцать драхм вознаграждения, если примет сторону греков… Мою сторону.

Толпа одобрительно зашумела.

— Царем ты был дома, а здесь кто? — без обиняков спросил старшина. — Полномочия?

— Декадарх[148] эпибатов. Когда возьмём Пантикапей, стану Первым архонтом.

— Да ладно, — недоверчиво хмыкнул старшина. — Фракиец — и Первый архонт?

Спарток молча сунул руку за пазуху, чтобы вытащить шнурок с двумя тессерами[149] из обожженной глины. Выбрал одну.

— Так решили Совет и народ. Это выписка из декрета Совета пятисот о присвоении мне афинского гражданства и назначении меня Первым архонтом Пантикапея, заверенная личной печатью Перикла.

Селевк обвел взглядом товарищей. Прочитав на лицах одобрение, повернулся к гостю. Он все еще обдумывал предложение.

Наконец, спросил:

— Среди эпибатов есть фракийцы?

— Только я. Про гребцов не знаю, но надеюсь, что их в бой не бросят.

Старшина удовлетворенно кивнул:

— Поклянись, что не обманешь.

На этот раз одрис показал тессеру с изображением голого человека, занесшего над головой двухлезвийный топор.

— Клянусь Залмоксисом! Это все, что у меня осталось от родины.

Селевк поднялся. Решительно сжал губы:

— Филин летит за совой.

Бронза наручей тихо звякнула, когда соратники пожали друг другу запястья.

Геты плотно обступили Спартока. Поставив задачу, он двинулся к акрополю. Время поджимало: до начала штурма оставалась одна стража.

2

Кизик со светильником в руке исчез в проеме фависсы[150], следом по каменным ступеням спустился Хармид. В нос ударил затхлый запах подземелья. Фитиль лампиона едва освещал небольшую комнату, заполненную мешками, корзинами, деревянными ларями — казной храма Аполлона Врача. Алабастроны с благовониями и винные амфоры стояли отдельно.

Эсимнет откинул крышку шкатулки, запустил руку в груду тяжелых монет: пантикапейских статеров, абдерских октадрахм, электровых кизикинов…

Казалось, он забыл о присутствии иларха — зачерпывал монеты горстью, нежно перебирал их, вслушиваясь в звон. Налюбовавшись, продел в проушины тесьму, залепил ее катышем из сырой глины, с силой вдавил перстень.

Хармид сделал неловкое движение — задел амфориск с прозрачными голубоватыми стенками. Раздалось звяканье, от которого Кизик очнулся.

— Осторожно! — рявкнул он. — Это финикийское стекло.

Снова приняв обычный хмурый вид, начал раздавать указания. Показал на сундуки:

— Здесь утварь: сосуды для возлияний, светильники, жертвенные ножи и