Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Темная ночь, темные лица, темное будущее.
Он дошел до пригорка, с которого хорошо просматривалась Северная дорога, и приготовился ждать. Дорога пустовала, потому что бежать в Пантикапей дураков не нашлось. Все знали, что, если Перикл возьмет Нимфей, Пантикапею долго не продержаться.
Как только небо из фиолетового стало розовым, а над горизонтом появился край огненного шара, пролив ожил. Взору одриса открылось величественное зрелище: триеры разворачивались кормой к берегу для высадки десанта.
Гилон все еще надеялся отбиться от непрошеных гостей. Вал, окружавший город со стороны гавани, ощетинился копьями. Саперы подкатили три катапульты к заранее выкопанным гнездам. Возле рва копошились ополченцы, укрепляя засеку. Бревна грозно торчали заостренными комлями в сторону пролива.
К полудню на дороге показалась тарентина под началом трех офицеров. Всадники шли рысью, внимательно осматривая окрестности. Спарток бросился в траву, чтобы его не заметили. С вершины соседнего холма пантикапейцы осмотрели берег, затем развернулись и уже галопом помчались назад.
Вскоре из-за поворота повалила толпа. Люди несли оружие, щиты, амуницию. Кто из них гражданин, а кто — раб-помощник, на расстоянии определить было трудно.
"Гоплитов наберется с тысячу", — на глаз подсчитал Спарток.
Он бегом спустился к дороге и встал, не таясь, поджидая войско.
Тут же налетели кавалеристы.
Осадив коня, всадник в позолоченной бронзовой кирасе и шлеме с плюмажем грубо спросил:
— Что надо?
— Я парламентер Перикла, — невозмутимо ответил одрис.
— Тебя сразу на кол посадить или сначала отрубить руки? — прорычал офицер.
— Успеешь. Ты ведь Архелай, стратег?
— Да!
— Тогда ты должен знать, во что впутываешься.
— Без тебя знаю! — офицер кипятился: казалось, он теряет терпение.
Всадники окружили парламентера. Спарток вытянул шнурок с тессерами. Снова пришлось подкреплять слова афинским декретом. Злоба на лице стратега сменилась удивлением. Он не знал, что сказать.
Прочистив горло, предложил:
— Говори.
— Я одрис из царской семьи. Служу Периклу. Этой ночью был в Нимфее. Зря время не терял и сделал два важных дела. Первое: нашел наемников, они — геты, а значит, союзники одрисов. Мое предложение им понравилось, так что теперь Гилона ждет сюрприз.
— И все? Пятьдесят предателей ничего не решают. У меня за спиной тысяча гоплитов.
— Ты же не знаешь, какую задачу я им поставил, — усмехнулся Спарток.
— Какую? — Архелай насторожился.
— Узнаешь… Второе: афинские клерухи тоже на нашей стороне. Их не пятьдесят — сотни…
Архелай сжал губы. Он знал, что переселенцы из Афин составляют чуть ли не треть населения Нимфея. Теперь стратег прикидывал, можно ли верить фракийцу. Все-таки засомневался, решил проверить.
— Пустая болтовня… Докажи!
Пришлось хитрить.
— Кто, по-твоему, костер зажег на акрополе? Это сигнал эскадре, что в городе нас ждут. Меня через ворота не пропустят, а лезть на скалы — себе дороже. Клерухи помогли! Вот теперь смотри, — Спарток махнул в сторону моря, — вон он, Перикл, знает, что делает. И это еще не все…
Офицеры переглянулись, лица приняли кислое выражение. Похоже, что реальная ситуация выглядит не так, как ее преподнес Кизик. Сам-то он уже на пути в Феодосию. Крыса бежит с корабля.
Выдержав паузу, Спарток выложил козырь:
— Перикл встречался с Октамасадом, так что помощь от сколотов не придет… Кто из вас готов умереть сегодня? Только не надо высокопарных фраз про долг и честь. Я не первый раз на войне и знаю, о чем думает воин, когда из распоротого живота лезут кишки.
Архелай обвел взглядом свиту. Греки молчали, подавленно глядя на командира. Тогда он помахал в сторону ополченцев. От толпы отделились несколько человек. Спарток понял, что это таксиархи.
— Жди здесь, нам надо переговорить, — процедил стратег.
Офицеры отъехали, спешились — завязалась оживленная дискуссия. До Спартока доносились лишь обрывки фраз, но по жестикуляции и гневным голосам он понял, что мнения разделились.
Наконец стратег подъехал к одрису:
— В общем, так…. Пусть старшины сами решают. Я иду в Нимфей со своим демом. Так что лучше уйди с дороги.
— Худой мир лучше доброй ссоры, — спокойно сказал Спарток, отступая в сторону. — Я тебя предупредил.
Около сотни гоплитов со слугами прошли мимо, бросая на него косые взгляды. Остальные развернулись и двинулись обратно.
Глядя вслед удаляющимся ополченцам, одрис не мог сдержать довольной улыбки. Три победы за сутки, если не считать потерю декады Лисандра.
Вспомнив гибель товарища, он насупился, потом вздохнул и прямо по росе двинулся к холму. Уселся так, чтобы видеть все происходящее в проливе, стал ждать.
4Обоз медленно катился по степи.
Мычали измученные жаждой волы, скрипели колеса, обитые железными полосами. Повозки покачивались на ухабах, отчего утварь в мешках жалобно бренчала.
Хора пустовала. Крестьяне давно ушли с семьями за стены Пантикапея, чтобы не попасться под горячую руку эпибатам Перикла. Хармид представил себе, какое там сейчас столпотворение. Люди — ладно, места хватит, но скот куда девать? Так его еще и кормить надо…
Он ехал шагом во главе илы, поглядывая по сторонам. Вокруг зеленели всходы диких злаков, которые летом превратятся в сплошной соломенно-желтый ковер. Дорога то и дело ныряла в дубраву или фисташник.
Фисташковые деревья уже отцвели. Хармид с сожалением смотрел на покрытые завязью ветки, понимая, что до зрелых орехов дело не дойдет — климат здесь неподходящий. Он любил орехи, но в Пантикапее приходилось покупать то, что на родине доставалось даром.
Быстрая Рыбка не могла спокойно сидеть в повозке. То и дело соскакивала, чтобы нарвать одной ей известных растений, или подбирала сухие хворостины на растопку. Иногда вместе с соплеменником бежала к ручью, а потом оба догоняли обоз, спотыкаясь и разбрызгивая воду из полной гидрии.
Один раз язаматка сплела венок из луговых цветов, водрузила себе на голову. Так и не снимала до вечера, бросая лукавые взгляды на Хармида. А