в один из вечеров, наконец, их ансамбль зазвучал своим самостоятельным голосом уже независимо от музыкантов, они разом это почувствовали, как будто все сразу из исполнителей превратились в слушателей, а единый инструмент – единый голос звучал уже сам. Они были готовы, и теперь наступил самый важный момент: текст – прочитан, и вся композиция должна быть целиком исполнена и закончена! Все три голоса должны были прозвучать, объединившись в единый, чтобы обрести смысл.

Один знакомый режиссер посоветовал Валентину студию своей знакомой Лены, как наиболее подходящую для исполнения. Валентин выбрал эту студию не потому что она была лучше, чем другие, а просто она была единственной, которую предложили, поехал посмотреть и там познакомился с Леной.

Наступил день, когда должно было состояться исполнение. Лена пришла сюда еще днем, задолго до назначенного времени, она сидела одна в студии и ждала, она даже не могла понять чего, а все время ловила себя на мысли, что произойдет нечто очень важное, и она в этом тоже несет в себе даже некую ответственность за это важное, что бы оно не означало. Но в чем, почему, она не понимала, в голову лезли всякие глупости, которые очень мешали ей, раздражали. Ее студию иногда занимали музыканты, но не для записи, а только что-нибудь попробывать, отрепетировать. Правда они говорили, что здесь какая-то особая атмосфера в студии, простоты и некоего, как они выражались, радушия, по-своему хорошая акустика, просторная и, что самое важное, студия была высокой, было много свободного пространства.

Ровно в десять вечера в субботу во двор, перед домом, где находилась студия, въехал огромный фургон. Лена, суетясь, открыла настежь большую входную дверь и, ни слова не говоря, группа рабочих, одетых в одинаковые комбинезоны, очень быстро и профессионально начали вкатывать оборудование и расставлять его в студии. К двенадцати ночи все было готово и рабочие, так и не сказав ни единого слова, ушли. Лена иногда бывала в различных музыкальных студиях, но такого там даже близко не было. Более всего ее поразило то, что свет, акустика и все оборудование такое впечатление было изготовлено прямо под заказ, специально учитывая все нюансы занимаемой площади и специфики именно этого помещения – ее студии. Все пространство в середине зала было абсолютно свободно и туда направлен свет софитов таким образом, что казалось, будто занавес только подняли и освещена таинственным светом сцена, причем большая сцена в театре и вот сейчас начнется действие. Мощность динамиков была, как видно, запредельной и Лена боялась даже подумать, что будет, если они сейчас «грянут» во всю мощь, обвалится потолок или приедут за ними по вызову соседей с улицы.

В двенадцать ночи подъехал огромных размеров роскошный автомобиль, из которого вышли четыре человека и направились в студию. Лена стояла посередине зала и встречала гостей. Первой буквально впорхнула в студию через настежь открытую дверь светловолосая девушка в наглухо застегнутом от шеи до пола сине-черном плаще. Кружась, она, буквально не касаясь пола, подлетела к Лене, плащ, до этого, вращавшийся следуя ее движениям как колокол, как только на мгновение девушка остановилась, завернулся по инерции, плотно обвив ее тело по спирали, и тогда она исполнила глубокий реверанс, с почтением застыв в этом положении перед Леной, сразу превратившись в статую, высеченную из черного мрамора, до того весь ее облик был идеален. Потом, подобрав руками спереди подол своего плаща, она, согнувшись пополам, и быстро перебирая ногами, понеслась вокруг зала, рыская настороженными глазами во все стороны, пока не нашла свое место перед пультом, тогда она легко вспорхнула в кресло с ногами и застыла, закутавшись в плащ, как некая нахохлившаяся черная птица. Лена понимала, что это танец, и она даже видела эту сцену, только не могла вспомнить в каком именно спектакле, но мастерство этой девушки просто поражало своей отточенностью, реальностью происходящего. За ней вошел пожилой негр в идеально сидящем смокинге, он нес перед собой огромный контрабас. Поставив его у стены, он подошел к Лене и представился: «Бас», «Лена», – протянув ему руку, удивленно и нерешительно произнесла она. Бас учтиво поклонился, слегка прикоснувшись к протянутой ему руке и, сияя в улыбке, с явным удовольствием направился к своему инструменту. Валентин и Дин вместе не спеша шли через двор к входу, что-то обсуждая, войдя, они сразу подошли к Лене.

– Дин, Лена – радушная хозяйка, вот этой студии, – представил их друг другу Валентин.

– Да, это то, что надо, спасибо Вам большое, – Дин одной головой обозначил короткий поклон и, будучи значительно выше Лены, сверху он изучающее всмотрелся ей в глаза, от чего у Лены холодок пробежал по спине, но она все равно, даже немного улыбнулась ему.

Лена, очень сухо и даже с некоторой отстраненностью, провела Валентина по студии, все показав и объяснив, где что находится, взяв с него честное слово, что они будут аккуратны, передала ему ключ, чтобы когда они закончат он закрыл студию и бросил его в почтовый ящик на двери и ушла, пожелав им успеха. Но Лена не собиралась уходить. С самого начала, как она разрешила занять им студию, для себя она решила, что обязательно должна послушать и посмотреть, что же здесь будет происходить. «Пусть это даже не честно, что я подслушаю, но может это последняя возможность увидеться с Валентином…», – повторяла она себе, оправдываясь. Все это время до субботы, до того момента, когда Валентин должен был прийти сюда, для Лены это было время сплошного тягостного ожидания и самокопания. Она постоянно прокручивала у себя в памяти, почему она вдруг начала ему и, только одному ему, читать эти «дурацкие» стихи, что ее толкало, ей было почему-то стыдно за все это. Но, почему? Ну прочитала, что из этого, а он встал при этом и стоял напротив нее, смотрел на нее, слушал. А что он видел, слышал, Лене становилось горько до слез от того, что она не может ему объяснить ничего, а напротив ведет себя как дура…

В студии одна стена была целиком занята под огромный деревянный стеллаж, на котором стояли макеты декораций, лежали различные материалы, рулоны, бумага, холсты, стояли небольшие скульптуры и прочее. Самые верхние полки до потолка были завешены картинами и задернуты занавесями. Но на самом деле там располагались две маленькие комнаты, в которых отец Лены, иногда работая по ночам, мог приготовить себе что-нибудь или немного поспать. Об этом никто не знал кроме Лены, туда можно было попасть или по приставной лестнице,