Рис Сент-Мор целует ее.

И это чудесно!

Они стояли так невероятно долго. И Мередит точно знала, что с радостью позволила бы ему абсолютно все. Все, что он мог бы пожелать.

Но он только целовал ее. Целовал снова и снова. И его сладостные поцелуи — они были словно пьянящие глотки джина и жара.

Когда Рис наконец отстранился, она инстинктивно подняла руки, накрыв его ладони, прижав их еще крепче к своим щекам. Ей не хотелось его отпускать. Но тут она поняла, что тоже может коснуться его. Гладить волосы, плечи и грудь…

Но Мередит довольствовалась тем, что поглаживала большими пальцами тыльные стороны его ладоней. И она наконец-то открыла глаза.

— Рис, это было…

Он смотрел на нее со странным недоумением.

— Было очень мило.

— Да, весьма, — прошептала она, опустив руки.

В смущении откашлявшись, он повернулся и пошарил в поисках засова.

— У-уже поздно. Полагаю, мне пора…

— Подожди, Рис.

К черту ощущение четырнадцати лет. И к дьяволу «мило»! Она решительно схватила его за воротник, привстала на цыпочки и поцеловала.

Он привалился к двери и приоткрыл губы. Она снова прижалась губами к его губам, и этого оказалось достаточно — теперь он целовал ее уже совсем по-настоящему, целовал страстно и яростно. А его желание было очевидным.

«Наконец-то!» — мысленно воскликнула Мередит. Именно этого она и хотела. Этого и добивалась. Хотела, чтобы Рис Сент-Мор захотел ее как женщину.

Тут он обхватил ее за талию и стал приподнимать на себя. А она, крепко прижимаясь к нему, чувствовала каждый дюйм его мускулистого тела.

Наконец он со стоном сожаления поставил ее на пол.

— Хорошо? — выдохнула она, надеясь, что ее взгляд достаточно ясно выражает призыв.

— Да. — Он рассеянно кивнул. — Очень.

Она тихо рассмеялась и повисла у него на шее. Рис, конечно, взрослый мужчина, но иногда его лицо становилось необыкновенно милым, почти мальчишеским, и в такие моменты она еще больше его любила.

Прикусив губу, Мередит кокетливо качнула бедрами.

— Ну, что ты думаешь насчет сегодняшней ночи?

— Я думаю… — Он снял ее руки со своей шеи. — Думаю, что сегодня буду видеть очень красочные сны.

К разочарованию Мередит, он отыскал засов и открыл дверь. Но прежде чем зайти к себе, поцеловал ее в щеку и сказал:

— И пока что придется довольствоваться ими.

Пять дней спустя Мередит сидела утром в той же спальне, глядя на спящего Риса. Первые рассветные лучи уже просочились в окно. То был серый, водянистый цвет, лишенный золотистого сияния, и вся комната все еще была погружена в полумрак.

Во дворе закричал петух. Рис откликнулся тихим похрапыванием.

Мередит облегченно вздохнула, она продолжала сидеть в надежде на то, что солнце поднимется раньше, чем проснется Рис.

Она терпеть не могла шпионить подобным образом, но не могла найти другого способа определить, насколько он здоров. В последние дни у нее возникло сильное подозрение, что какое-то из боевых ранений повредило мужское достоинство Риса. Иначе почему он предпочел не заметить ее зовущего взгляда, когда они целовались? Не говоря уже о том, что все последующие вечера он попросту не обращал внимания на ее не столь уж завуалированные приглашения.

Она до сих пор не могла поверить, что он все еще здесь. Вопреки всем ее аргументам и призывам к здравому смыслу он продолжал строить дом. Каждый вечер она бросала на него кокетливые взгляды. Может, он пришел в себя и теперь в любую минуту может уехать? Но сначала она хотела провести с ним хотя бы одну ночь.

Нанесенное вчера оскорбление казалось невыносимым. Он пришел в гостиницу после дня тяжелой работы на пустоши. Успел умыться во дворе, но сожженные солнцем щеки все еще горели. И был неотразим.

Рис уселся за свой обычный столик и съел свои обычные три тарелки, не обращая внимания на подозрительные взгляды местных жителей. После чего подошел к стойке, чтобы рассказать, как идут дела.

— Закончил фундамент. Теперь начну готовить глину для постройки. Нужно нанять у тебя пони, чтобы привезти солому. Если все пойдет хорошо, завтра начну класть первый этаж.

Он зевнул, удивительно напоминая взъерошенного, ленивого, но все же грозного льва.

— Если я тебе не нужен, думаю лечь спать пораньше.

О, как же он был ей нужен!

Она хотела перегнуться через стойку и на глазах у всех поцеловать его в губы. Этот милый безмозглый великан строил дом из камня и глины собственными руками! Для ее отца. Как же ей не поцеловать его?! Как не стремиться зайти еще дальше?

Вместо этого она бесстыдно прошептала:

— Прийти в твою комнату после того, как я запру гостиницу на ночь?

Рис на миг задохнулся, и глаза его вспыхнули желанием. Но все же он вежливо пожелал ей доброй ночи и ретировался в свою спальню. Один.

Что-то тут не так. Настоящий мужчина с жаркой кровью — а Рис был прекрасным образцом настоящего мужчины с жаркой кровью и в расцвете сил — просто не мог отклонить такое предложение!

В комнату постепенно проникал слабый желтый свет. Мередит моргнула, чтобы лучше видеть. Огромное тело Риса заполняло почти всю кровать, ту самую кровать, которая была бы полупустой, если бы она, Мередит, спала в ней одна. Рис лежал на боку, и простыня под ним сбилась. Судя по всему, он спал голый. Но, черт возьми, с того места, где она сидела, было невозможно увидеть то, что ей требовалось.

Мередит встала с единственного в комнате стула и подкралась поближе к кровати. И вдруг замерла, услышав хриплый гортанный крик. Крик человека, наносившего удар. Или получавшего.

Тут Рис неожиданно заворочался, упершись локтем в подушку, и простонал:

— Нет, нет, нет!

Она стояла в нерешительности, не зная, что делать. Разбудить его? Но посмеет ли она? Если ему снилась какая-то битва, он, не разобравшись спросонья, может накинуться на нее. Может, лучше просто уйти? Кошмары долго не длятся. И если он сейчас проснется и увидит ее здесь, то, возможно, посчитает, что она нарушила его уединение.

Теперь Рис дышал часто и неглубоко. И вытянулся на спине, сжав кулаки размером с мельничные жернова. Челюсти стиснуты, на шее выступили сухожилия. Из горла же рвался тихий, но грозный рык.

Сердце Мередит ужасно болело за него. Она не знала, что его терзало, но больше не могла стоять и смотреть, как он мучился. В детстве она была свидетельницей страданий Риса и ничем не сумела ему помочь. Да и как робкая дочь конюха могла бы протестовать против жестокого обращения лорда с собственным сыном?

Но она уже давно не та робкая и тощая девчонка, поэтому сможет облегчить страдания Риса.