меня потеплели щеки, поскольку сестра скорее намекала на меня, чем на себя: Зайзи никогда не интересовалась ни мужчинами, ни женщинами. Я стиснула челюсть. Да, у такого крепкого мужчины, как Сайон, вряд ли будут хилые дети. Тем не менее эта мысль меня раздражала, вызывая ощущение, будто вместо костей у меня были изъеденные термитами деревяшки. Мне не нравилось чувство слабости, которое порождали эти терзавшие меня эмоции.

Зайзи замерла.

– Прости, я не то имела в виду.

Я не сразу ее поняла, затем спешно покачала головой.

– Да я и не подумала.

Когда-то мне хотелось стать матерью. Отчаянно хотелось. Но сперва обстоятельства не позволяли, а потом я так и не нашла другого подходящего мужчину, с чем в общем-то смирилась. Правда смирилась. Тем не менее предпочитала не рисовать детей.

После обеда я вышла собрать яйца. Мы потеряли трех куриц во время нападения воров. Из-за дверей в маленькую пристройку, где я хранила свои работы, пробивался слабый свет. Охваченная любопытством, я заглянула внутрь: Зайзи изучала рисунки, которые я там припрятала, сохнущий холст и стоящий в углу незаконченный бюст.

Почти все они изображали Сайона.

Сестра нисколько не смутилась того, что ее застукали. Я никогда не скрывала свои работы, да и теперь не заперла дверь в мастерскую. Глаза Зайзи медленно встретились с моими.

– Твое творчество меняется.

Я тоже заметила, и мама согласилась. Я потерла озябшие руки.

– К лучшему, надеюсь.

– К лучшему, – кивнула она, подходя к незаконченной картине с Сайоном. Поднесла к ней лампу. – Но меняется не только твое творчество, Ай. Ты тоже.

Я усмехнулась.

– Ты не пробыла здесь и дня…

– И уже заметила. Я хорошо тебя знаю. Ты меняешься. – Она наклонила голову в сторону картины. – И думаю, мне понятно, почему.

Я прикусила губу и оглянулась так, будто сзади мог стоять местный судья, готовый огласить приговор. Я вошла в сарай и закрыла за собой дверь.

– Я… – Закончить не получилось.

– Не рискну говорить, что ты его любишь, – ухмыльнулась Зайзи, отчего показались клыки. – Хотелось бы еще пожить. Но ты определенно… – Она повернулась, и свет лампы окутал бюст, – им заинтригована. – Протянув руку, она коснулась еще мягкой серой глины. – Надо бы это закончить.

– Я не знала, как выглядят его глаза, – прошептала я. Вздохнула. – Нет времени заканчивать.

– Ты выкраиваешь время. – Сестра указала на другие работы. Это она еще не видела гору набросков Сайона в альбоме. Ее взгляд смягчился. – Ты никогда не тратишь время на ерунду. Так что наверняка это важно.

Обхватив себя руками, я неохотно наклонила голову в знак согласия.

– В нем есть глубина, которой я никогда ни в ком не видела. Словно я могу упасть в него и не коснуться дна.

Зайзи молча изучала другой портрет.

– Он говорит, что знает меня по Элджерону, – продолжила я. – Он отметил мой прогресс. В нем есть что-то знакомое. Но я никак не могу его вспомнить. Я никогда бы не забыла такое лицо. Такого мужчину.

– Возможно, Эдкар…

Я отмахнулась от имени, которое не произносилось вслух уже много лет. Мне не нравилось говорить о смерти Эдкара.

– Нет, после. В соборе.

– В новом?

Я кивнула. Зайзи прикусила губу.

– Будь осторожна, Айя.

– Я всегда осторожна.

– Будь осторожна, – тем не менее повторила сестра.

Она сжала мое плечо, затем шагнула в бесконечную ночь, забрав с собой лампу. Я задержалась в пристройке – настолько, что бабушка наверняка меня отругает, если увидит, – разглядывая свое творчество. Пролистала старые работы, некоторые еще со времен жизни в столице, достала несколько и сравнила с новыми. Затем спрятала мысли подальше, точно так же, как и картины, и вышла, не забыв запереть дверь на задвижку.

Луна вновь скрылась за облаками, поэтому я подняла лампу повыше и направилась к курятнику. Яиц было немного, куры стали плохо нестись, то ли из-за тьмы, то ли из-за волнений с ворами. Я нашла несколько овальных камней и подсунула в гнезда, чтобы их вдохновить. Наконец проверила животных в сарае, хотя к ним утром заглядывала Энера.

После я направилась к дому, но заметила Сайона на тропинке к реке между полями. Он надел одну из потрепанных шляп моего деда, надвинув почти на глаза, словно маскировался. Но его взгляд был устремлен в небо, где из-за облаков виднелась полоска серебристого света огромной Луны.

Я подошла к нему и остановилась рядом.

– Она прекрасна. Но я скучаю по Солнцу.

Ответом мне был лишь низкое горловое «хм».

Я наблюдала вместе с ним за небом, пока облака не сдвинулись и не закрыли свет. Несмотря на то, что воздух был свежим, от Сайона исходил жар. Мой рукав задел его локоть.

– Чем ты занимался до того, как стал солдатом?

Он взглянул на меня, глаза вспыхнули, словно освещенные изнутри.

– Почему ты спрашиваешь?

Я усмехнулась, и от меня не ускользнуло то, как его взгляд опустился на мои губы. Однако я старалась об этом не задумываться.

– Потому что хочу знать. Зачем еще спрашивать?

Все та же едва заметная улыбка тронула его губы. Интересно, они мягкие или огрубевшие от работы, путешествий и Солнца? Я не знала, что предпочла бы.

– Чем ты занималась до того, как стала художницей? – спросил он в ответ.

Я подняла корзинку с тремя яйцами.

– Хозяйством, чем же еще?

Он кивнул. Повернулся обратно к небу.

– Я охранял правопорядок.

Не такого ответа я ожидала.

– Как тебя угораздило?

Он съежился, словно я взвалила ему на плечи тяжелое ярмо.

– У меня не было выбора. – И вновь он повернулся ко мне. – Вы все обладаете удивительным даром. – Он указал на дом. – Выбором. И порой с легкостью принимаете его как должное.

– Ты имеешь в виду смертных?

Он кивнул.

Я шагнула вперед, чтобы лучше видеть выражение на его лице, хотя держала лампу в сторонке.

– Разве ты не можешь… выбирать?

Он помешкал. Поднял руку и изучил ее. Провел пальцами по ладони.

– В таком виде? Не уверен.

Поставив корзинку, я тоже провела пальцами по его ладони. «В таком виде». Разве не так он обычно выглядит?

Его пальцы сомкнулись вокруг моей ладони, прикосновение прогнало ночную прохладу.

– Почему тебя не называют полным именем, Айя?

Он ловко сменил тему. Я не стала возражать. Пожала плечами. Некоторые, например белатцы и телорианцы, носили и фамилии, но рожанины всегда обозначались географически. Айя – мое полное имя. Или Айя Рожанская.

– У людей принято сокращать имена. Так милее. Или же из-за лени.

– Когда к тебе обращаются, такое впечатление, что людям больно: «Ай, нужно сделать то, ай, нужно сделать