Мама даже обнаруживает желание на цыпочках приблизиться к источнику звуков, но восприятие увиденного — дверь в гостиную приоткрыта — опережает восприятие услышанного.

— Еб-ба-ать!..

— Это чего? — потрясенно произносит мама.

— Хм?

Происходящее кажется мне забавным. Маме оно таковым не кажется.

— Что это, я тебя спрашиваю?

Пожимаю плечами вместо ответа.

Очевидно, забит или, может, не засчитан первый гол, потому что из гостиной доносится цветистый матерный речитатив, обычно сопровождающий подобные явления.

— Да знаю, знаю, — смеюсь я покорно и — в гостиную, заливисто: — Ри-и-ик, мама приехала!

— Мгм-м, щас-с… да блять…

После этого мат уже не возобновляется — очевидно, Рик, наконец, услышал и до него дошло. Но выходить, зараза, не спешит.

Вести маму в гостиную, требовать, чтобы он сделал потише, рисковать, что при виде ее он, может, даже не отклеит задницу от дивана — э-э-э… нет.

— Ри-ик!

Вместо ответа из гостиной слышно преувеличенно громкое шебуршание: поднимаются с трудом и тяжелым вздохом.

Нарисовавшись в прихожей, Рик кивает маме:

— Драс-сте.

Он, в общем-то, в меру ухожен, в футболке и джинсах, правда, на босянку.

Пиво оставил в гостиной. Может, допил уже. Настолько радуюсь этому факту, что даже забываю их друг с другом познакомить.

— Рик.

— Лилия, — сурово говорит мама, пристально разглядывая его.

У него явно нет опыта общения с мамами, не считая, наверно, его собственной. По-моему, с ней он тоже давненько не виделся.

Поражаюсь его вопросу:

— Давно приехали?

— Куда? — не понимает мама.

— В Берлин.

— Давно. Я здесь живу.

По курьезной случайности она хотела бы спросить у него то же самое, но он ее опередил.

Беседа-знакомство явно не клеится. Все равно: это кажется мне похожим на семейное мероприятие-сходку, какие сейчас запрещены, и по каким я дико соскучилась.

Демонстративно смотрю на часы и говорю весело:

— Так, вы тут болтайте, а я пошла… — и дергаю на кухню.

— Куда это ты? — удивляется мама.

Не могу удержаться от шутки:

— Мам Лиль, ты ж с дороги… Тебя кормить надо…

Надеюсь вызвать этим у мамы улыбку, ухмылку, усмешку — что-нибудь.

Мама не смеется, следует за мной, а Рик — обратно к телеку.

— Что готовить собралась?

— Неправильный плов.

— Понятно.

— Мам Лиль, да ты сиди, я сама. Давай аперитивчику, а?

Мама не отвечает. Чокается со мной безалкогольным шампанским, отпивает и спрашивает:

— Когда успела?

— В октябре познакомились.

— Ты ничего мне не рассказывала.

— А чего рассказывать?

Смеюсь про себя и думаю, что маме не угодишь: то она страдает, что я уже год одна мыкаюсь, то ей мужчина мой, видите ли, не тот. Не такой, как надо. И я ей про него не рассказывала.

Но все это ерунда и я старательно слежу, чтобы радость от приезда мамы не сменилась раздражением.

— Так вы недавно начали встречаться?

— Ну да.

— А-а… Ну, так… как?..

Серьезно ли все, серьезно ли я это с ним, вот с таким…

— Да я ж не знаю. Рано еще говорить.

— Все ясно.

Мама залпом опорожняет свой бокал и решительно поднимается со стула:

— Кать, да я, наверно, поеду. У вас, наверно, планы были на выходные, раз он к тебе приехал.

Спешу ее разуверить, да и хватит недоговорок, по-моему:

— Он не приехал. Он здесь живет.

— Катя?!

— Иногда. А что такого?

— Катерина!!!

— Я сама ему предложила. Предлагаю.

— Ты ошалела? Ты совсем?

Мама настолько же поражена и рассержена, насколько я весела и невозмутима. Допиваю безалкогольную шипучку и как ни в чем не бывало продолжаю свою возню.

А у мамы так и клокочет все внутри:

— Вот… д-дура-девка, а… Вот… тебя мало жизнь учила, а? Не учит жизнь, да? Мать не учит… Материна жизнь не учит…

— Учит.

— Вот это… вот этот…

Материны глаза беспокойно скользят в приоткрытую дверь и вновь узревают Рика, киряющего из бутылки, забравшись на диван с ногами.

— Выпивает он, что ли?

— Пить пиво — это выпивать?

— Это смотря, в каких количествах.

Мама тревожно сканирует взглядом журнальный столик и кучкующуюся на нем пустую тару. Спустя несколько секунд Рик, как по команде, допивает очередную и ставит ее на стол.

— От пива пузо бывает, ты в курсе? — справляется мама холодно и тихо.

— Да, помню, — улыбаюсь я.

У отца небольшой «пивной» животик. Всегда его с ним помню. Сколько вообще помню.

— Он где работает? Помогает тебе хоть финансово, раз уж живет за твой счет?

Мамины ожидаемые слова неожиданно палят в меня пушечными ядрышками, выбивают предательскую полу-горькую улыбку на моем лице, прежде чем я успеваю взять его под контроль.

— Все нормально, мам, — говорю только.

Мама только качает головой и, преисполненная обиженной решимости, поворачивается корпусом по направлению к прихожей.

Мне становится немного грустно. Жаль, что так получилось.

— Мам Лиль, останься.

— В другой раз, Катюш.

Мама выходит, а я отправляюсь к Рику. Так, что там у него — конец первого тайма? Перерыв?

— Мама уезжает.

— Че так скоро? Она мне не мешает.

— Слушай, ну, ты сволочь… — говорю ему и тут только вижу угрюмую злость в его глазах.

Дурак.

— Так, — резко наседаю на него. Еще ни разу, по-моему, так не наседала.

— Чего?

— Встал и проводил.

— Ты, блять, это серьезно?

— А чё — я смеюсь?

Зыркаю в прихожую, вижу испуганное лицо мамы и поспешно возвращаюсь к ней.

— Доченька, а может, он бьет тебя?.. — шепчет мама и заговорщически предлагает: