фиг, что у меня противно дрожат колени, сама я вся мокрая, а мое жалкое скольжение вниз по наклонной снежной плоскости правильнее было бы назвать не самостоятельным, а бесконтрольным.

— Надеюсь, тебе понравилось! — бодро прощается со мной инструктор. — Увидимся на лыжне!

Я сердечно киваю ему и быстренько снимаю лыжи. К ногам моментально возвращается привычная уверенность и мне тут же становится досадно и даже немного стыдно перед самой собой, что я, по-видимому, боюсь и увиливаю. На самом деле я просто решила выяснить, где Рик, а на лыжах до «синего» лифта не доеду.

— Ну как? — спрашивает Франк — он уже здесь со своими.

— Инструктор твой где? — спрашиваю его в ответ.

Франк смеется.

Мне в общем-то не в лом признать, что пока никак. Не совсем «как». Но как-то не хочется в чем-либо лажаться перед директором заказчика, который, поди, и в какой-нибудь долбаный Санкт-Мориц мотается, как к себе домой.

— Не знал, что у Аквариуса сегодня тоже тимбилдинг эвент. Где Мартин? Часом не на черной горке?

— Мартин, — говорю, — в Берлине. Сегодня я за него.

— Как обычно, значит, — понимающе улыбается Франк.

А на черной горке, думаю с неудовольствием, сейчас, наверно, кое-кто другой.

Но тут Рик выныривает из-за какой-то елки, невдалеке от которой сооружена курительная стойка, и спокойнехонько подъезжает к мне. Знакомлю мужчин друг с другом.

Кое-кто из эфэмовцев дает завладеть собой освободившемуся от меня инструктору, остальной народ полукружком собирается вокруг Франка.

— Значит, у тебя для всех сотрудников лыжи — обязалово? — интересуюсь у него.

— Только для тех, кто хочет продвинуться по карьерной лестнице, — отвечает за него одна девушка, а остальные смеются.

— Красота, — вздыхает другая девушка, вернее, с наслаждением дышит полной грудью и поясняет: — Год без отпуска…

— Все так, — отзывается Франк.

— Кое-кто недавно гонял с детьми в Штаты, — язвительно возражает первая девушка. — Во Флориду.

— И ты б сгоняла в Штаты., во Флориду, — пожимает плечами Франк. — Кто ж тебе не давал.

«В Штаты-во Флориду», естественно, и в хорошие времена не всякому по зубам гонять, а сейчас и подавно. Но Франк об этом в курсе и подчеркнуто дает понять, что ему наплевать.

— Для меня лыжи — самый лучший отпуск! — решительно заявляет вторая девушка. — И моря не надо.

— Это Нина организовала нас сегодня, — поясняет Франк. — Их пиар-агенство периодически консультирует ЭфЭм.

— Это я себя организовала, а вы приклеились — насмешливо возражает пиарщица Нина.

«Меня тоже организовали и приклеили» — думаю раздосадовано, а она бросает нам, а больше — Рику задорную улыбку и со словами: — Увидимся внизу! — уезжает с хрустящим вжиком. Уезжает резвенько — попробуй, приклейся, мол.

Подмечаю, что Рик отвечает на ее улыбку, смотрит ей вслед с одобрением и даже некоторым восхищением, и немного раздражаюсь.

Эх, если бы и я так могла, думаю вслед снежной змейке, оставленной пиарщицей. Раз — и свалила от всех. Куда хочу, туда еду.

Вот Рик, к примеру — ему тоже неслабо. Хоть его явно не учили в детстве, но… нет, Рик — это Рик, и я не удивляюсь, что на своих прокатных да без инструктажа гоняет он, как будто с четырех лет так умеет.

Со мной дела похуже. Инструктаж-не инструктаж, но… синяя горка — это синяя горка.

Е-мое, какой он, этот синий склон, крутой все-таки. Как беспилотно набираешь на нем скорость — повернуться не успеваешь. Е-мое, как неприятно падать — теперь это уже самые настоящие чудеса враскорячку.

И когда это я вчера намекала, будто, урожденная «узбечка» и «девушка с юга», имела возможность освоить скиинг? С чего он решил, что я сегодня на них стану?

Похоже, весь ЭфЭм становится свидетелем моих неуспехов, отчего особенно стремно.

Рик терпелив и не думает подкалывать или наезжать. Наоборот — преспокойно возится со мной, подсказывает, поощряет. Делится собственными навыками, только что приобретенными.

Обычно, когда мне что-то объясняют, я стараюсь внимательно выслушать и затем максимально точно повторить.

Не знаю, почему дела не клеятся сейчас. У меня не находится сил ни на благодарность, ни даже на самоиронию.

Больше всего меня грызет, что Рик так быстро научился, а я — нет. Наверно, он мог бы сегодня вообще хорошо продвинуться с нуля, если бы не я. От этой мысли мне становится объективно досадно, как если бы я была на его месте. В приступе паранойи мне начинает казаться, что он с сожалением смотрел вслед той пиарщице Нине и не прочь был бы сейчас оказаться рядом с ней.

Когда я окончательно выдыхаюсь и начинаю запарывать такую простейшую вещь, как выученный спуск «елочкой» — ноги, паразиты, разъезжаются, как угодно, только не гребаной елочкой — по моим щекам ползут злые, обиженные слезы.

— Езжай один, — отрезаю, когда он пытается помочь мне подняться. — Тебе ж скучно смотреть, как я тут долбаюсь.

— Да нет, — удивляется он. — На хер мне ехать, я и так уже умею. Я ж тебя сюда привез.

Сказано это спокойно, искренне и прямо. И тогда чувство благодарности, заваленное было под лавиной досадливой усталости, само-откапывается. Даром что минуту назад за сумасбродство его идеи — поездки сюда — я готова была сильно его наказать.

А он ведет меня передохнуть, организовывает из киоска поесть, чаю и даже глинтвейна и приговаривает:

— Ниче, научишься.

У него это звучит, как: «Куда денешься?..»

От его слов, еды и передыха я успокаиваюсь — дело, кстати, не последнее, если хочешь чему-либо научиться. Вообще-то, я мало чего боюсь, и это тоже мне помогает. Ну, и раньше спорт в виде спортивных танцев играл в моей не последнюю роль. Я еще пару раз падаю на голубом склоне, но мне почти плевать, что это больно, а вытаскивать из снега ноги в лыжах — стремно. В итоге я, пусть не гламурно, но «катаюсь», съезжаю с «синей» почти сама и даже заставляю Рика оставить меня на полчасика, чтобы самому съехать с «красной».

К концу короткого дня, еще не окрасившегося в