спинкой, оно выезжает откуда-то снизу таким образом, что старик оказывается сидящим прямо на нём – красивый трон, тётушка такому бы позавидовала. В дополнении к креслу возникает двойной глобус: на одной подставке закреплены два шара; цепляясь друг за друга зубчатыми экваторами, те вращаются в противоположных направлениях – в свете своих новых знаний, я нахожу такой глобус более правильным.

– Мы прибыли к вам, Ваше Всебожественное Ультра-величество, с нижайшей просьбой, – голос Пестиримуса звучит, под стать моменту, проникновенно и торжественно. Однако дальше его спич оборачивается торопливой скороговоркой. – Нам необходимо связаться с Пилигримами. Из-за очень срочного и неотложного дела, не требующего отлагательств. Это по поводу Бездонной Дырки.

– Связаться! Со странниками из внебожественного мира? – откуда-то налетает порыв ветра, всё вокруг мгновенно темнеет, облака оборачиваются свинцовыми тучами, меж которых уже проскакивают молнии. В дребезжащем голосе старика слышится раздражение, в нём рокочут раскаты грома, – Прислужниками злокозненного Диавола, порождением тьмы и бездны!?

Всё! Сейчас произойдёт что-то страшное: землетрясение, второй всемирный потоп или что-то похуже. Может дождь пойдёт. Неожиданно грозные интонации в голосе старца исчезают:

– Ну, хорошо. Я сам с ними давно не болтал.

Погода вокруг мгновенно меняется – снова светло, тихо, только птички не поют.

– Понимаете, им следует сообщить, что Бездонная дырка нами найдена, – уши Пестиримуса в виде крылышек тревожно вибрируют, видимо, он и взаправду волнуется. – И мы готовы сообщить, где она находится.

– Я понял. Лады. Сейчас попробую.

Голова старца опускается на грудь, примерно через полчаса ожидания мне начинает казаться, что он заснул. Я прислушиваюсь: качестве подтверждения моих подозрений раздаётся лёгкий храп. Неожиданно старец смотрит мне прямо в глаза, его взор по-юношески ясен:

– Будет вам знамение.

– Какое?

– Имеющий уши да узрит. Или наоборот: имеющий очи да услышит? Неважно.

Старик устало машет руками, это махание вызывает приступ кашля. Я, конечно, не врач, но кашель у него явно нездоровый.

– Тайна сия лишь ныне загадка неразрешимая, – старика одолевает новый приступ кашля. Ещё-бы, вокруг бесконечный туман, погода постоянно меняется, столь нездоровый климат кого угодно доконает. – Сами поймёте.

Старику не помешает визит к врачу-пульмонологу, да и рентген не будет лишним.

– Ответь мне, – неожиданно старец обращается ко мне. – Не ел ли ты от древа, с которого я запретил тебе есть?

Вопрос о моём завтраке ставит меня в тупик, я ровным счётом ничего не понимаю.

– Адам! – старец называет меня не моим именем, впрочем, я ему так и не представился – наверное поэтому меня называют, как придётся. – Как посмел ты, ослушник, явиться пред очами без прощения моего?

Смотрю на старца с недоумением – меня явно с кем-то перепутали.

– Сами и виноваты! Предупреждали ведь! От древа познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь. – Старец снова сердится, его голос по-старчески дребезжит, – Объявления для кого пишут!? Я же просил – не трогать сливы! И Еве не давать. Или это были апельсины?

До меня доходит, что у старца – чудовищный склероз.

– Может, груши?

Всё вокруг разом темнеет, облака становятся грозовыми, старец в них исчезает, из тумана, что становится всё плотнее, доносится:

– И предупреждаю – теперь всё, с чем вы не в состоянии справиться – ваша личная проблема. И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои. И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих!

От ярчайшей вспышки молнии я на время слепну, вместо слов прощания до меня докатывается раскат грома такой силы, что у меня надолго закладывает уши.

Глава 14.

Двенадцать секунд, полёт нормальный. Мы движемся по временному тоннелю в том-же лётном построении – ведущий-ведомый. Неожиданно происходит нечто труднообъяснимое – Пестиримус, летящий чуть впереди, словно натыкается на невидимую преграду. Я по инерции продолжаю двигаться дальше, однако сообразив, что что-то пошло не так, разворачиваюсь и возвращаюсь. Мой ведущий застыл на месте, он находится внутри ещё одного полупрозрачного шара, тот светиться зелёным и искрит – я ничего не понимаю. Пока я ничего не понимаю, рядом что-то взрывается. От грохота у меня повторно закладывает уши – сегодня им достаётся больше, чем остальным органам.

Моргаю глазами, но ничего не вижу, поэтому не понимаю, где нахожусь. Кроме непонятного местонахождения, остальное тоже непонятно: какого дьявола тут вообще творится? Я никуда больше не лечу, лежу на не очень ровной поверхности, непонятно даже, на спине или животе – нас что, сбили? Поворачиваюсь набок, потом ползу на четвереньках, сажусь. Кругом кромешная мгла, пытаюсь хоть что-то разглядеть. Через какое-то время зрение привыкает к сумраку. Я нахожусь внутри высокого зала, его стены угодят вверх, пол усеян обломками: место, в котором я очнулся, похоже на разрушенную церковь. Пестиримус исчез, я его нигде не вижу. Слух возвращается позже зрения. Доносится мерный шум, это напоминает ритмичное шарканье метлы по каменному полу – тот самый звук, который я меньше всего ожидал в таком месте услышать.

На фоне стены я различаю тёмный силуэт человека, в сотворении размеренного шума виноват он. Тот неспешно приближается, продолжая скрести метлой по камню. Я уже понял, кто это: на груди блестит медная бляха, на нём длинный до пят дождевик, – готов поспорить, что там, где мы находимся, никаких дождей вообще не бывает. Человек откидывает капюшон, под его носом я вижу знакомые старомодные усы щёточкой.

– Здесь тоже необходимо подметать? – никакого удивления я не испытываю, хотя должен. – Привет работникам метлы и лопаты!

– Порядок должен быть везде. – Равиль отбрасывает ненужную метлу в сторону. – И во всём.

Между ним и мной находится дыра в полу, похожая на колодец. Если приглядеться, больше смахивает на склеп, пол которого провалился, его стенки мерцают зелёным. Именно оттуда выплывает светящийся шар, внутри него я вижу пойманную болонку, она судорожно дергается, безуспешно пытаясь высвободиться. В моей голове – тишина, прежний телефон сломался, а на мой вопрос: «Алло! Какого чёрта!?» ответа не приходит. Всегда добродушное лицо Равиля выглядит каменным, и выражение на нём не предвещает ничего хорошего. Догадываюсь, что просить о том, чтобы нас отпустили, бессмысленно, однако стоит попробовать:

– Может, сделаем вид, что ничего не случилось и каждый пойдёт своей дорогой? Может, чайку попьём, с бубликами?

– Это вряд ли. Ты пойми – ничего личного, – уголки рта на лице Равиля опущены вниз, оно становится непроницаемым. Его плащ расстёгнут, и то, что я под ним вижу, больше всего погодит на ствол гаубицы. – Ведь я Охотник, и