Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом это произошло…
********
Сначала дунуло порывом ветра – неуклюжим, вялым и щекочущим, словно природа решила «прощупать» ситуацию. Следом за ветерком, похожим на комнатный сквозняк, зашелестели листья и тревожно забегали белки на чуть качнувшихся ветках ближайших деревьев. И тут же громыхнул разряд электрических возмущений, переплетённых с магнитным импульсом: волосы моментально у всех встали дыбом, по коже прошли слабые волны статического напряжения. Раздался треск; откуда-то сверху на поляну, где лежало тело лётчика, в буквальном смысле слова, свалился кусок расплавленной плазмы, озаряя всё кругом неоновым светом, от которого рябило в глазах как после сварки. За ним второй, третий. Не долетая до поверхности почвы, эти сгустки плазмоидов окружили тело пилота и зависли в метре от земли. Все невольно подняли головы кверху и уставились на колоссальное зрелище, развернувшееся перед их глазами прямо над верхушками деревьев.
Циклопическая воронка, словно чёрная дыра из космоса, с глухим гудением разорвала коническую сферу купола и, подобно гигантскому пылесосу, с огромной скоростью стала всасывать в себя всю прилегающую с лётчиком территорию в радиусе двадцати метров. Все как по команде отпрянули и кинулись в стороны от засасывающего тромба – в лес, в кусты, под защиту деревьев. Отбежав на несколько шагов, они почувствовали притягающую к себе центробежную силу, поглощающую в себя всё, что находилось в поле её действия: самого пилота, пласты почвы, прошлогоднюю и новую траву, кусты, насекомых и мелких грызунов. Всё было моментально оторвано от земли, поднято вверх и, кружа в круговороте против часовой стрелки, унесено к зениту сферы. Плазмоиды на прощанье покружились, разбрызгали вокруг себя капли огненной жидкой субстанции и, опалив деревья, скрылись в вышине вслед за воронкой. Червоточина исчезла, купол закрылся, словно затянувшаяся рана, оставив после себя в качестве «подарка» куски падающей грязи, запах озона, кучу пустых гильз от автоматов, сыплющихся из пустоты, словно майский град в весеннюю грозу. Тут же упали несколько касок, а вслед за ними, с грохотом, в грунт плашмя вонзилась порванная гусеница от танка, и последнее, что исторгнула из себя сверху пустота – это обломок развороченной станины пулемёта с покорёженным стволом, загнутым кверху, будто указательный палец. Всё произошло так быстро и стремительно, что путешественники не успели как следует испугаться. Их спасло расстояние. Будь они ближе к телу лётчика или воронка шире в диаметре – их засосало бы наравне с тем, что находилось в радиусе действия притягательной силы – точно так, как собственно, и предполагал Василий Михайлович. Если бы червоточина была не двадцати метров в диаметре, а скажем, сорока, то всасывающий напор воздуха смёл бы в себя и костёр, и оружие, сложенное у дерева, и рюкзаки с сумками, и самих путешественников включительно. Спасло расстояние и предварительные меры безопасности профессора.
Когда последний порыв ветра утих, все озабоченно и с тревогой, граничащей с испугом, начали озирать взглядами поляну, на которой за мгновение до этого лежал лётчик.
Первым из укрытия вышел Василий Михайлович, за ним, как и ожидалось, Семён.
- Поразительно! – выдохнул он. - Я даже успел сделать два кадра! Червоточина только что перед нашими глазами обменялась пространствами, или, если хотите, двумя эпохами: нашей, и сорок третьим годом. Это грандиозно! По своему значению, наше открытие не сопоставимо ни с какими другими, доселе существующими на планете! Ни полёт в космос, ни расщепление атома, ни погружение в Марианскую впадину и высадка на Луну – ничего не стоит рядом, поскольку эти действия были предопределены временем, а существование параллельного пространства до сих пор противоречило всем законам и постулатам физики как науки, а мы возьми, и открой это явление!
Профессор бегал по поляне, собирал гильзы, тут же их бросал.
- Видите эти гильзы, эти каски? Их выдернула из того мира наша червоточина, перенеся сюда, в наш реальный мир, а взамен забрала лётчика и нескольких грызунов как подопытных мышей, и теперь где-то там, в сороковых годах, в районе Прохоровки, она выкинет или выплюнет – как хотите это называйте – всё собранное и всосанное здесь своим гигантским «пылесосом». Вот этот трак от гусеницы… явно немецкий по конфигурации, от «тигра» или «пантеры», - для наших танков он слишком широк. И наоборот, - подбежал он к обломкам, - станина пулемёта… наша, ещё недавно стрелявшая. Дуло, видите, как вывернуто? Это от взрыва.
Он по своей привычке поднял палец кверху:
- Ребятки мои, весь этот хлам, сброшенный к нам сверху воронкой, не далее как несколько минут назад был в действии. Заметьте, не тридцать шесть лет назад, а ТОЛЬКО ЧТО. Сейчас! Понимаете? – он главным образом обращался к Людмиле с фотографом. Иными словами, наши две реальности – семьдесят девятого и сорок третьего года идут в настоящий момент параллельно друг другу как рельсы на железнодорожном полотне, и существуют в пространстве одновременно, а червоточина – не знаю уж каким образом – дала им возможность соприкоснуться и пересечь друг друга во временном континууме, словно на стрелке семафора. Чувствуете размах, открытого нами действа природы? Две реальности с промежутком тридцатишестилетней давности соприкоснулись между собой, вызвав временной сдвиг и воронку, которая обменялась пространствами. Вполне возможно, этот пилот, не попади он в воронку времени, был бы через минуту сбит там вражеским истребителем, однако попав на короткое время к нам сюда, он остался там живой, и вернулся к своим обязанностям, даже не заметив, что побывал в совсем ином для него измерении. Очевидно и то, что он, сейчас, в глубокой старости доживает свои последние дни где-нибудь в Курской области, с медалями и прочими наградами, совсем не помня, что в каком-то сорок третьем году его поглощала воронка временного портала. Червоточина открыла соприкосновение двух пространств, и как парадокс – двух временных эпох.
Он перевёл дыхание, всё ещё держа в руках несколько гильз:
- А фотографии? – воскликнула Люда. – Вы же сказали, что успели сфотографировать.
- Сказал, - кивнул он головой. - Но, что, дочка, эти два каких-то снимка, сделанные дрожащими от волнения руками, впопыхах, не наводя резкости, смогут сделать перед вышестоящей комиссией? В лучшем случае, после проявки кадров, на них можно будет рассмотреть лишь кружащийся спиралью смерч – в нём даже тело лётчика, взмывающего вверх, не будет видно, а сгустки плазмы будут похожи на блики от заходящего за деревья солнца. В худшем же случае, учёные мужи увидят размывчатое, конусное, расширяющееся к небу пятно.