Август 2016 г. Четверг. Искитим

Жора взял со стола пиликающую трубку и нажал на кнопку вызова:

– Я слушаю, Бакай.

– Жора, у нас тут гости.

– В каком смысле?

– Подкатили двое на «Ниве» и зашли во двор.

– А эти?

– А эти по-прежнему у него.

– Хм… эти двое – в форме?

– Нет, в гражданке.

Жора посмотрел на экран монитора.

– Ты вот что, Бакай, поимей в виду. Мы пробили адрес. Там живет Нагаев Равиль Салихович, тысяча девятьсот пятьдесят первого года рождения. Запомнил?

– Запомнил. А кто такой? Я не знаю.

– А тебе, Бакай, и не надо много знать. Но учти, что это отец той самой бабы, которую мы ищем.

– Вафиды?

– Именно.

– Думаешь, старик – ценный кадр?

– Пока неясно. До этого к нему следов не было. Но теперь все может случиться. Так что не расслабляйтесь.

– Я понял, Жора. А с этими-то что делать?

– Пока ничего. Наблюдай. Может, они просто к старику в гости зашли. Но номера срисуй.

Искитим, дом Нагаева

Вход в одноэтажный кирпичный дом вел через веранду. Варнаков знаками велел напарнику встать у дверей, а сам двинулся в обход дома. Завернув за угол, услышал мужские голоса – они раздавались из открытого окна гостиной. Колян подкрался ближе и прислушался, вытянув шею. Заглядывать внутрь он не решился.

– В последний раз спрашиваю по-хорошему – какую информацию тебе передала Вафида? – произнес незнакомый мужской голос.

– Говорю же – не видел я ее вообще, – подрагивающий голос принадлежал Нагаеву. – Почти четыре месяца. Я вам и раньше уже говорил. Вы же тогда поверили, так ведь?

– Тогда поверил. А сейчас – нет. Врешь ты, Равиль.

– Зачем мне врать?

– Сейчас узнаем зачем. Серега, давай.

Раздался хлесткий звук удара, и Нагаев сдавленно охнул.

– Это только начало, – произнес первый голос. – И почти совсем не больно. Дальше будет хуже. Через пару минут Сергей сделает из твоей печени отбивную котлету. А если не поможет, он натянет тебе на голову целлофановый пакет. Это очень неприятная процедура – поверь мне.

– Вы меня убьете – и все. У меня больное сердце.

– Спасибо, что предупредил. Серега будет тебя душить деликатно, чтобы поберечь твое нежное сердце. – Мужчина хохотнул. – Только вопрос – зачем тебе так долго мучиться? Ты же ученый, Нагаев. Значит, должен рассуждать рационально.

– Что вы… имеете в виду?

– То, что мы можем договориться. Пойми, старик, нам не нужна твоя жизнь. Ты безвреден. Но можешь стать полезным. Выделяю тебе по доброте душевной еще десять секунд. Потом для тебя начнется ад, старик.

– Дайте мне воды.

– Дадим. Мы же не звери. Серега, сходи на кухню.

– Вы бы хотя бы намекнули, о чем идет речь. – Нагаев кашлянул. – Я даже не представляю…

– Все ты представляешь. Неужели ты не слышал о цветке? Таком красивом лунном…

И снова, как и вчера при перестрелке в «карантинке», лишь звериное ощущение опасности спасло Варнакову жизнь. Он не успел подумать – резко обернулся, и всё. И увидел: на него, сжимая в руке широкий охотничий нож, пушечным ядром летит здоровенный мужик.

Откуда мужик к нему подобрался, Колян не понял; скорее всего – из-за сруба бани. Но это было и не важно. В эту секунду смертельно важным являлось то, что он успел сгруппироваться и прыгнуть вперед, выставив ногу. Ею Колян подсек нападавшего, который, перелетев через него, врезался плечом в кирпичную стену дома. Но едва Варнаков вскочил на ноги, как мужик уже снова стоял напротив него, выставив лезвие ножа.

Тогда Колян принял единственно верное в его положении решение. Он не ринулся на бугая в лобовую, потому что давно твердо усвоил – против лома нет приема. И не побежал направо мимо раскрытого окна – там его сразу заметили бы подельники нападавшего. И не дернулся назад, к бане, – гонка по пересеченной местности сада-огорода его не прельщала: он находился не в самой лучшей спортивной форме, а тут еще свежая рана плеча. Пустяковая, в целом, рана, но при нынешнем раскладе она могла решить все. И не в его пользу.

Моментально, на уровне подсознания, оценив ситуацию, Варнаков рванул налево, к углу дома. Там, во дворе, караулил Стеблов, и уж вдвоем они с бугаем как-нибудь справились бы. Но план не сработал. Он почти добежал до угла, но зацепил ногой куст помидоров и, поскользнувшись на влажной земле, плюхнулся на живот. От неминуемой гибели его избавило то, что он очень быстро изловчился перевернуться на спину – ведь мужик уже коршуном падал на него, целя лезвием в грудь. Колян сумел перехватить руку с ножом и тут же захрипел, оказавшись словно под стальным прессом.

Он не считал себя слабаком. Но амбал, внезапно напавший на него, был почти на голову выше; а весил, наверное, за сотню кило и сумел придавить противника, навалившись своей тушей. И Колян почти дрогнул, еще удерживая руку противника, несущую смерть, но делая это из последних сил.

Оба боролись молча. Варнаков боялся спугнуть людей в доме. Почему молчал амбал, оставалось лишь догадываться. Возможно, опасался или даже знал, что враг заявился не один, и тоже не хотел поднимать большого шума. Так или иначе, но Колян погибал почти в полной тишине, ее нарушало только хриплое дыхание врагов, сошедшихся в смертельной схватке.

Он удерживал руку с ножом, но амбал сумел выпростать вторую руку и вцепился ею в горло противника. В глазах Варнакова почернело, потом с бешеной скоростью завращались черно-белые круги. И в этот миг он почувствовал, что каменная хватка амбала резко ослабла. Еще через мгновение тот захрипел и обмяк. Грубые и жесткие, словно сучки дерева, пальцы еще продолжали скрести по шее Коляна, но это уже была агония.

Круги перестали вращаться перед глазами, и Варнаков поймал в фокус Михаила. Стеблов стоял почти над ним, сжимая в кулаке кастет. Колян сделал несколько вдохов-выдохов, приходя в себя. Затем спихнул неподвижное тело и присел на корточки. Из разжавшейся ладони амбала выпал нож. Варнаков машинально поднял его и вдруг заметил, как из-за дальнего угла дома, откуда прибежал Стеблов, появилась чья-то тень.

– Падай! – прохрипел Колян.

На углу возникла фигура мужчины. В вытянутой руке он держал пистолет с глушителем.

Михаил, увидев ошалелое лицо напарника, рыбкой нырнул в кусты смородины, росшей у забора.

«Пух!» – негромко хлопнул выстрел. Стрелок, реагируя на движение, пальнул в Стеблова. И, промазав, потерял важную секунду.