Обратиться к Юрию со своей просьбой Лика решилась только на третий день. До этого заботливо — раз уж свалился на голову, то грех теперь его было бросать — промывала ему раны, меняла белье. Накрывала ему на стол, когда он просыпался — ослабевший, спал он подолгу. А Влад как будто избегал старого приятеля, спозаранку предпочитая удрать, хотя бы в тот же тренажерный зал. Так что общался Юрий преимущественно тоже с Ликой. Впрочем, все их разговоры носили нейтральный характер — о погоде, здоровье, подаваемых блюдах, посмотренных фильмах. О том, что ее мучает, Лика никак не решалась заговорить, хотя каким-то седьмым чувством угадывала, что Юрий к ней расположен. Лишний раз она смогла убедиться в этом тогда, когда однажды, за поздним завтраком, он решился ее предупредить:

— Знаешь, скажу тебе, так, по-дружески… Ты с Дубом живешь, но слишком на него не рассчитывай. Это не тот человек, который и в радости, и в горе будет сохранять постоянство. Меня к нему… к вам… только крайняя нужда обратиться заставила. И то я не уверен, что он бы меня не кинул, если б не ты. Это та задница, что только на мягких стульях готова сидеть.

— Я знаю, — встретившись с ним глазами, Лика печально улыбнулась: ну, судьба у нее такая, подкидывает подобных людей! Да, в настоящей беде Влад не товарищ. И нет гарантии, что она, как и предыдущая любовница, однажды не застанет его в кровати с чужой девицей. Но зато в быту на него положиться можно, и руку он даже не пытается на нее поднимать. Только откуда Юрию знать, что она готова довольствоваться малым, потому что видела в жизни гораздо худшее, чем сейчас?

Что-то сумев прочитать в ее глазах, он вдруг смутился, отведя взгляд. Лике так и хотелось заговорить с ним о своих проблемах, она даже воздуха в грудь набрала… Но тут, как назло, заявился упомянутый Влад. Оживленный, голодный, он уселся за стол, сводя Ликины шансы к нулю. А Юрий, перебросившись с ним парой слов, вскоре ушел к себе.

А на третий день, выйдя к столу, он сразу сообщил Лике:

— После завтрака я уеду. Дуб меня отвезет.

Вот так! Либо сейчас, либо уже никогда! Лика покосилась на стеклянную дверь столовой. Влад с ними завтракать не сел, но, как назло, возился в доме, пока что не собираясь никуда уезжать. Ну да, куда же ему срываться, если он должен будет увезти Юрия подальше отсюда. И Лика решилась, потому что деваться было уже некуда. Пока Влада не было рядом, она заговорила с Юрием быстро, вполголоса:

— Хочу тебя попросить… или даже работу тебе предложить. Ты ведь, наверное, сейчас на мели? Я дам тебе денег в дорогу, это не обсуждается. Но буду надеяться на тебя. Влад сказал мне, что ты хороший хакер. Так вот… — она вкратце изложила ему свою проблему.

— Даже представить не могу, зачем тебе это потребовалось, — сказал он, выслушав ее. — Ведь отпечатки всегда могут снять и занести в базу снова. Если повод, конечно, опять появится. Но раз уж ты просишь… Нет, сейчас я за это не возьмусь. Не могу, сама видишь. Но если останусь жив, то в ближайшую пару недель найду такую возможность. И решу вопрос почти легально, через одного очень влиятельного человека, который крепко со мной повязан. Он не сможет мне отказать.

— Мне неважно, как ты это сделаешь. Сам решай, ты же профессионал. Главное — результат. Мои отпечатки должны быть уничтожены.

— Уничтожены? Кто? — делано испугался Влад, заходя в столовую. Перевел на Юрия взгляд: — Так, собирайся, если уже позавтракал. А то, как я погляжу, мою девочку уже плохому начинаешь учить.

— Ну, ты-то сам кого хочешь научишь, — усмехнулся Юрий, поднимаясь из-за стола.

Сборы его были недолгими: несколько вещей, с барского плеча отданных Владом взамен его собственных, не подлежащих восстановлению. Все, не надетое сразу, влезло в обычный пакет. Потом Лика проводила его до машины. На вид он был почти здоров, так что она могла гордиться результатами своих усилий. На прощание сунула ему в руку деньги, постаравшись это сделать незаметно для Влада. Юрий поблагодарил ее одним только взглядом. И, уже садясь в машину, тихо сказал:

— Я пришлю сообщение.

Это было бы здорово! Тогда Лика могла бы точно знать, что все у него получилось, и спать после этого гораздо спокойнее. Если только он сейчас, прямо в машине, все Владу не выболтает, они не посмеются на пару над ее причудами и — как самый невинный вариант — тут же обо всем этом не забудут. Лике почему-то не верилось, что Юрий способен так ее подставить. Но богатый жизненный опыт был готов привести подходящие примеры из прошлого, так что уверенной на все сто она не могла быть ни в чем и ни в ком, кроме одной лишь себя. Проводив взглядом машину, скрывшуюся за сдвигающимися воротами, Лика задержалась во дворе. Никуда не торопясь, оглядела его вдруг как-то по-новому. Как и уборщица, дворник тоже приходил сюда два раза в неделю. Но Лика, так до конца и не сумевшая осознать этот дом как свой, не требовала от него ничего, кроме поддержания порядка. А вот сейчас, глядя, как стремительно пролетевшее лето окончательно покидает этот мир, она вдруг подумала, что неплохо было бы у ворот, пока еще не поздно, сирень посадить. Чтобы разрасталась, цвела по весне, а ветер разносил бы ее аромат. И пионы. Лика их обожала. Надо будет для них местечко найти. Это будет не сложно — сажай куда вздумается, потому что Анжелка отдавала преимущество обычным газонам. Видимо, не любила земледелия ни в каком виде и свой участок не замечала в упор. Судя по ее дневникам, она и в летний лагерь, подразумевающий общение с природой, ездить ненавидела. И в деревне всего раз в жизни была… Стоп! Лика вдруг подобралась, и сердце забилось быстрее. А с чего бы Анжелку вообще понесло в ту деревню? Да не просто понесло — она там около двух месяцев провела. Когда это было? Эх, жалко, что Лика поторопилась уничтожить ее дневники! Но у нее была хорошая память, а главное, что она перед сожжением читала эти записи очень внимательно, буквально пропуская через себя Анжелкину жизнь. Так что начинаем воссоздавать… Лика вошла в дом, села возле окна, по-прежнему глядя во двор. В каком году были сделаны те записи про деревню? Анжелке тогда стукнуло восемнадцать. Родители еще были живы. Что она там писала про них? «Узнают про щенка». Про щенка… которым какой-то Сережка ее «осчастливил». Именно так было написано, в кавычках. Явно Анжелка была не рада щенку. Она, судя по записям, вообще собак не любила, и за несколько лет до этого в штыки восприняла желание родителей «сукой обзавестись». Но там был какой-то другой случай, вроде как с бездомной собакой, а здесь… Почему бы Лике, читавшей эти записи, еще тогда было не задуматься о том, а что же это за «щенок» — то такой, ради которого Анжелка готова была ни много ни мало на два месяца себя в деревне похоронить, вместо того чтобы просто кому-то его сразу передарить?! Наверное, не задумалась потому, что истинного смысла этих слов в то время даже и не заподозрила бы! Вообще не могла себе представить, что такое возможно! Но вариант «передарить» даже и не рассматривался, просто потому, что был неосуществим. Потому что вовсе не о собачоныше тогда Анжелка писала, нет! Щенком она называла ребенка! Неизвестного Сережку — сейчас такого в окружении не наблюдалось — она проводила в армию. От родителей, выходит, беременность скрывала до последнего. А потом уехала к старой тетке, сестре папиной мамы, якобы в тиши готовиться к институту. На самом же деле — чтобы тайком родить, под носом у полоумной старухи. Так, чтобы мать с отцом ничего не узнали, потому что иначе «притащили бы этого щенка домой», Анжелке же «совсем не светило с этой живностью возиться». Да, не зная доподлинно о факте рождения ребенка, невозможно было даже предположить, что в своих записях Анжелка пишет именно о нем! Шифровалась? Возможно! Но Лике все равно не по себе было вспоминать прочитанное. Для этого и еще одна причина была: почему бы Анжелке было все-таки не признаться во всем родителям? Ну, заявила бы им в своей обычной манере, что ребенок ей не нужен! И что она не собирается его растить! Эти люди все равно не оставили бы внука и взяли бы всю заботу о нем на себя. Анжелка-то что при этом теряла? Упреков боялась с их стороны? Вряд ли, потому что при любых других обстоятельствах не стеснялась их зарабатывать. Так, может быть… Все старые Ликины подозрения вспыхнули с новой силой. Ведь если Анжелка уже в то время задумывала избавиться от родителей, то все тогда вставало на свои места! Ребенок никак в эту схему не вписывался, потому что после смерти бабушки с дедом с ним больше некому было бы нянчиться, Анжелке он был не нужен. Вот она, уже тогда строя свои черные планы на будущее, и решила вообще не приносить его домой. Хорошо, если не прикопала после рождения где-нибудь в деревенском лесу! Но, поразмыслив, Лика решила, что нет, вряд ли. Анжелка не решилась бы рожать одна, без посторонней помощи и в несоответствующих условиях, для нее такое испытание было бы слишком суровым. Значит, скорее всего, малыш был оставлен в ближайшем роддоме. А потом она вернулась домой, поступила в институт, и спустя какое-то время… Снова и снова Лика задавала себе вопрос: так ли случайно подломилась верхняя лестничная перекладина под ногой у Анжелкиного папы? Или долгожданную свободу, а также квартиру, дачу, машину и накопления родителей Анжелка обрела не без собственного вмешательства? В общем-то Лику это касаться было не должно, и ее собственного преступления нисколечки не оправдывало. Но ей почему-то было жалко этих людей, очень, до слез.