– А то я не вижу! Господи, об этом я вам и говорю.

– Нет, – все с тем же вальяжным спокойствием сказал он. – Это я вам об этом говорю, мисс Блэклок. Каюта все время пустовала. В ней нет пассажиров. И не было.

Я изумленно уставилась на Нильссона.

– В смысле? Как это – не было?

– Каюта пуста, – повторил он. – Ее бронировали для Эрнста Солберга, инвестора, но в последний момент тот отказался – по причинам личного характера, как я понимаю.

– То есть девушка, которую я видела, не должна была здесь находиться?

– Может, она работает на судне? Горничная, например?

– Нет! Она одевалась к ужину. Она жила в этой каюте.

Нильссон ничего не ответил. Вопрос напрашивался сам: если девушка жила в каюте, то где ее вещи?

– Одежду могли унести, – неуверенно предположила я. – Собрали, как только заметили меня, и успели до вашего прихода.

– Думаете? – Нильссон говорил тихо, и в его голосе не слышалось ни скептицизма, ни насмешки, а лишь… непонимание. Он присел на скрипнувший диван, а я опустилась на кровать и закрыла лицо руками.

Он прав. Нельзя так быстро вынести все из комнаты. Не знаю, сколько времени прошло между моим звонком Карле и появлением Нильссона. Минут пять, максимум семь. А может, и того меньше.

Тому, кто находился в каюте, возможно, хватило бы времени вытереть кровь со стекла – и все. Вещи из каюты не вынести. Да и куда? Если бы их сбросили за борт, я бы услышала. Разложить вещи по чемоданам и унести никто бы не успел.

– Черт, – сказала я, по-прежнему закрывая лицо руками. – Вот черт.

– Мисс Блэклок, – медленно проговорил Нильссон, и я вдруг поняла, что его вопрос мне не понравится. – Мисс Блэклок, сколько вы сегодня выпили?

Я подняла голову, и Нильссон увидел мой растекшийся макияж и ярость в затуманенных после сна глазах.

– Что?

– Я просто спросил.

Отрицать бессмысленно. Куча людей видели, как вечером я сначала упивалась шампанским, потом вином, а после ужина опрокинула несколько стопок водки, так что мои заявления о собственной трезвости не прошли бы проверку.

– Да, я пила, – язвительно ответила я. – Но если вы считаете, что после половины бокала вина я превращаюсь в истеричную алкоголичку, неспособную отличить реальность от вымысла, то вы заблуждаетесь.

На это Нильссон ничего не сказал, однако перевел взгляд на мусорную корзину рядом с мини-баром, в которой валялось немало миниатюрных бутылочек из-под виски и джина и куда меньше пустых баночек тоника. Повисло молчание. Нильссон не озвучил свою мысль, все и так было понятно. Чертовы горничные.

– Может, я и пила, – процедила я, – но не напилась. Я знаю, что я видела. Зачем бы мне все это придумывать?

Видимо, он принял такое объяснение и утомленно кивнул.

– Что ж, мисс Блэклок. – Нильссон провел рукой по лицу. Я вдруг отметила, что его форменный пиджак застегнут криво – внизу пропущена одна пуговица. – Знаете, уже поздно, вы устали.

– Это вы устали, – довольно сердито ответила я, однако Нильссон лишь кивнул, не разозлившись.

– Да, я устал. До утра мы вряд ли сможем что-то предпринять.

– Женщину сбросили…

– Но доказательств нет! – перебил он меня, повышая голос, и впервые за вечер в его тоне прозвучало раздражение. – Прошу прощения, мисс Блэклок, – добавил он спокойнее. – Не стоило с вами спорить. Сейчас у нас явно недостаточно доказательств, чтобы будить пассажиров. Нам обоим надо выспаться, – «а вам протрезветь», имел в виду он, – утром мы постараемся решить эту проблему. Может, я отведу вас к сотрудникам лайнера и вы узнаете среди них девушку, которую видели в каюте. Логично ведь, что она была не пассажиром?

– На ужине ее не было, – подтвердила я. – Но если она и правда работает на судне? Вдруг кто-то из сотрудников пропал, а мы зря тратим время, когда надо бить тревогу?

– Я немедленно сообщу обо всем капитану и старшему стюарду. Однако, насколько мне известно, на данный момент все сотрудники на месте; если бы кто-то пропал, другие бы уже заметили. На этом небольшом судне очень сплоченная команда, исчезни кто хоть на несколько часов, мы бы сразу узнали.

– Просто я считаю… – начала я.

Нильссон снова перебил меня, на этот раз вежливо и уверенно:

– Мисс Блэклок, простите, но я не стану будить отдыхающих работников и пассажиров без всякой причины. Я проинформирую капитана и старшего стюарда, и они примут соответствующие меры. А вы тем временем опишите мне ту девушку, чтобы я мог снова проверить список пассажиров и собрать всех подходящих под описание сотрудников, у которых сегодня был выходной, в ресторане после завтрака.

– Хорошо, – угрюмо согласилась я.

Он победил. А что я могу сделать одна посреди океана?

– Итак, – вернул он меня к разговору, – сколько ей было лет? Какого роста? Белая, азиатка, черная?..

– Под тридцать. Примерно моего роста. Белая, с очень бледной кожей. Говорила по-английски.

– С акцентом? – спросил Нильссон.

– Нет, – покачала я головой, – она англичанка. Или превосходно говорит. Длинные темные волосы. Цвет глаз не помню. Вроде бы темно-карие. Довольно стройная и такая… ну, симпатичная.

– Симпатичная?

– Да. В смысле, красивые черты лица. Чистая кожа. Сильно накрашенная, особенно глаза. А еще на ней была футболка «Пинк Флойд».

Нильссон с серьезным видом все записал и поднялся, отчего диван протестующе – а может, облегченно – скрипнул.

– Благодарю вас, мисс Блэклок. А теперь, полагаю, нам обоим надо поспать. – Он потер лицо – прямо огромный медведь-блондин, которого вытащили из спячки.

– Во сколько мне вас завтра ждать?

– Во сколько вам будет удобно? В десять? Десять тридцать?

– Это поздно, – ответила я. – Все равно мне не уснуть.

– Ну, моя смена начинается в восемь. Не слишком рано?

– Отлично, – с уверенностью сказала я.

Пытаясь подавить зевок, Нильссон направился к выходу и пошел по коридору к лестнице. Я закрыла дверь, проверила замок и, забравшись в кровать, стала смотреть на море. Темные волны блестели в лунном свете, вздымаясь, будто спины китов, а затем снова опускаясь. Чувствовалось, как судно качается на волнах.

Я ни за что не усну. Точно не усну. Пульс бил в ушах, сердце в груди отстукивало резкий ритм. Я не смогу успокоиться.

Я ужасно злилась. Почему? Из-за того, что тело женщины оказалось среди черных вод Северного моря и ее, скорее всего, так и не найдут? Или из-за чего-то менее важного и серьезного – из-за того, что Нильссон мне не поверил?