— Нет, костюм.

— Ты просто одет как ты.

— Только без девчачьего наряда, — дополнил Бен.

— Клод как Клод вместо Клодетты — это не костюм, — гнул свое Ру.

— Папа сказал, Грюмвальд похож на меня, — возразил тот.

— Никто не даст тебе конфет, если не будет костюма, — заявил Ригель. Пенн подозревал, что это не совсем правда, но все же его заботило (примерно под семнадцатым номером) то, что Клод будет чувствовать себя ущемленным в школе, когда все остальные будут разряжены в пух и прах.

— Это еще не всё, — сказал Клод.

— А где остальное? — спросил Орион.

— Это сюрприз.

— Ну, давай уже! — хором воскликнули все.

Клод ухмыльнулся. Громко топая, унесся на второй этаж, громко топая, вернулся вниз. В руках он держал вырезанную из картона фигуру — она была на фут, а то и больше, выше его самого — грубо сделанную, но узнаваемо человеческую: круглая голова на округлых плечах без шеи, переходящая в слишком длинные, неровные руки с крохотными ладошками — похоже, Клод обвел на бумаге собственные руки, а потом вырезал их, — и туловище, которое крепилось к толстым ногам с торчащими в разные стороны ступнями, все пальцы которых были уложены стопкой друг на друга, как если смотреть сверху вниз, и вся фигура с ног до головы была оклеена алюминиевой фольгой. В качестве рта была прорезана дырка с подклеенным под ней воздушным шариком. Тот был облеплен словами, которые Клод, должно быть, вырезал из магазинных каталогов, поскольку в число надписей входили «есть в размерах S, M, L и XL», и «закажите до 21 декабря, чтобы получить гарантированную доставку до Рождества!», и «варианты на выбор — медовая лаванда, луговой шалфей, тыква-апельсин или вересковый деним», и «теперь с технологией защиты от протечек!».

— Это что за хрень такая? — вопросил Ру.

— Ру! — воскликнули Рози и Пенн вместе, хотя вопрос нельзя было назвать необоснованным.

Клод прислонил вырезанную фигуру к кухонной стене и встал на цыпочки, чтобы заглянуть в ее рот минуя шарик, и тут Пенна озарило, точно внезапно вышедшим из-за туч солнцем: принц Грюмвальд заглядывает в рыцарский доспех рядом со своей спальней, чтобы выпустить из него бесконечную историю, безостановочные слова, неуемный нарратив шопинга по каталогам. Его глаза тут же защипало от слез. Это был самый прекрасный хеллоуинский костюм в его жизни.

— Гейская хрень, — заявил Ру.

— Ру!

— Жуть какая! — хором сказали Ригель с Орионом.

— Так ведь Хеллоуин, — пожал плечами Клод.

— Верно, — согласились они.

— Как ты будешь держать и эту штуку, и конфеты? — спросил Ру.

Клод широко улыбнулся, предъявил полую пластиковую тыкву, тоже покрытую алюминиевой фольгой, и подвесил ее на крючок, приклеенный скотчем к оборотной стороне правой руки рыцаря.

— Никто не поймет, кем ты собираешься быть, — предостерег Бен.

— А никто и так не понимает, — парировал Клод.

Утром в школе был праздник; потом торжественный парад по улицам, чтобы все родители, бабушки и дедушки могли стоять на тротуарах, дрожать от холода и делать снимки; потом танцы, версия которых для начальной школы заключалась в том, что все переминались с ноги на ногу на асфальте, попивая горячий сидр, поедая брауни в форме летучих мышей и тыквенные батончики под «Пляску Монстров» Бобби Пикетта. Каким образом она дожила до сегодняшнего дня, у Пенна в голове не укладывалось. У Ру и Бена были собственные хеллоуинские танцы, пугающе взрослого толка, в средней школе, которая внезапно показалась ему невозможно далекой. Пенн задумался, какого рода отеческий совет мог бы быть наиболее приемлемым и полезным для почти-подростковых танцев, и, наконец, решил, что лучшая помощь — не придавать этому особого значения. И все же был рад, что ему не обязательно это видеть. Вместо этого он стоял, болтал с другими родителями ребятишек из начальной школы и смотрел на младших. Ригель и Орион, втиснувшись в одну футболку размера XXL, прижатые буквально ухо к уху широченной самовязаной головной повязкой, препирались по поводу, хотят они еще сидра или не хотят. Клод был в стороне, сам по себе, под баскетбольными кольцами, топчась в медленном танце со своим фольгированным рыцарем, и облепленный надписями из каталога шарик легонько подскакивал на его макушке.

— Место встречи изменить нельзя? — промолвил голос над плечом Пенна. Дуайт Хармон. Директор.

— Боюсь, что так.

— Рози на работе?

— Хеллоуин. Серьезный день для неотложки.

— Могу представить, — фыркнул директор. — Как ваши мальчишки?

— Которые?

— Ру и Бен. Как им в средней школе?

— Пока что… — Пенн замялся. Он собирался добавить «неплохо», но не был уверен. Они с Дуайтом прошли долгий путь — в конце концов, Клод был их пятым «совместным» ребенком, и Пенн понимал, что не стоит морочить голову директору.

— Сегодня у них большие танцы?

Пенн кивнул.

— Отмазался от должности дуэньи?

— Я должен быть здесь, не так ли? — ответил Пенн.

Дуайт ухмыльнулся:

— Так вот почему ты делаешь всё новых и новых детей! Чтобы не приходилось ходить на танцы в среднюю школу? Ах ты, везучий сукин сын!

— Сам такой, — улыбнулся Пенн. Руководство округа хотело повысить Дуайта и сделать его директором средней школы, но ему нравилось на своем месте.

— Кстати, о танцах — правда, он милаха? — Директор кивнул в сторону Клода и его партнера-рыцаря. — Твой младшенький воркует со своим роботом.

— Первая любовь, — промолвил Пенн. — Разбивает сердце. Каждый раз.

— В кого он нарядился? Инженер? Изобретатель?

— Честно? — уточнил Пенн. — Ни в кого.

Тот яркий осенний день — не слишком холодный, все еще солнечный, с воздухом, благоухавшим печеньем, сидром и умирающей листвой — был чуть ли не последним случаем, когда это было правдой.

— Как у него дела в садике? — спросил директор. — Он счастлив?

Первая забота Пенна. Он оторвал взгляд от Клода и искоса глянул на директора.

— Кажется, да. А что?

— Я в этом не уверен, — мягко возразил директор.

— Он что… выделывается? Отстает от программы?

— Нет-нет. Ничего подобного. Он умненький. Сообразительный. Хорошо себя ведет. Отличный маленький ученик.

— Но?..

— Но для пятилетнего ребенка ужасно молчаливый.

— Чувствительный?

— Ну, может быть. У него, похоже, не так много друзей.

— Стеснительный?

— Да, может быть. Но его рисунки заставляют нас задуматься. Он рисует себя не так, как можно ожидать от столь яркого ребенка.