оставив на месте тела легкую призрачную дымку в форме тела погибшего. Дымка быстро растаяла, как будто её и не было. Как и погибшего.

— «Ахринеть» кричали гости, — выдала я, сама с трудом понимая, что несу.

— Ты остаешься здесь, — приказным тоном сообщил мне Аэрн, а после положив ладонь на плечо стоящего на коленях перед тем местом, где еще пару секунд назад лежал раненный воин, произнес: — Мне жаль, сын. Но мы не можем ждать. Следует защитить дворец и всех, кто в нем.

Альмод кивнул и тяжело поднялся. На его обескровленном лице не было слез, но в глазах стояла невыразимая словами тоска пополам с болью. Кажется, погибший был ему близок.

— Он был моим лучшим другом, — осевшим голосом пояснил Альмод. — Мы росли вместе.

Я нервно глянула на Аэрна. Он говорит это мне?

— Да, — ответил на невысказанный вопрос король и вышел, бросив через плечо. — Ты никогда не умела скрывать свои эмоции. Твое лицо — словно зеркало, в нем отражается все, что у тебя внутри. Помни об этом, моя девочка.

Альмод скользнул по мне прощальным взглядом и последовал за отцом. Уже закрывая дверь, он потребовал:

— Не покидай эту комнату ни при каких условиях!

Я лишь молча пронаблюдала за тем, как запираются створки и проворачивается в замочной скважине ключ. Кажется, меня заперли.

Но едва оставшись в одиночестве, я вскочила и почти бегом бросилась к портрету. Несколько минут я внимательно рассматривала полотно, пристально вглядывается в каждый штрих, в каждую изящную линию, в каждый мазок кистью. Я знала, что ищу. Но пока что не находила. И мысленно жалела, что не имею под рукой лупы. И стремянки, чтобы дотянуться до самого верха картины, упирающейся прямо в потолок.

Картина была большой, а потому на внимательное её изучение ушло бы немало времени, которого у меня не было. Оглянувшись на остающуюся запертой и безмолвной дверь, я дала себе еще пару минут, решив напоследок пристальнее исследовать нижнюю часть полотна. Хотя, следуя логике, с него и надо было начинать, ведь большинство художников традиционно оставляют свои авторские подписи в одном из нижних углов, но я отталкивалась от обратного, предполагая, что самое важное будет по классике спрятано на виду.

И ошибалась.

В правом нижнем углу, на подоле платья девушки были размашисто выведены черной краской три буквы, больше похожие на тень, укравшуюся в складках наряда. Автор настолько гармонично вписал свою подпись в общий облик картины, что если не знать, что искать и не высматривать это целенаправленно, то подпись практически не возможно заметить. Но я заметила. Более того, я знала, кто так расписывается.

Сердце пропустило удар. А мне вдруг стало очень душно.

Он изменил свою внешность. Он изменил своё имя. Он выбрал себе новую семью. И придумал новую биографию. Но старые привычки — они остаются, как ты их не вытравливай. Люди вруг, когда говорят, что могут или уже изменились. На самом деле люди не меняются. Никогда. Они могут притвориться, что изменились. Могут убедить в этом самого себя и окружающих. Но на самом деле, их истинная личность по-прежнему внутри, лишь запрятана поглубже. И рано или поздно, ей надоест прятаться, и она вновь вылезет наружу.

Потянув руки за спину, я дернула за шнуровку, постаравшись сделать платье свободнее. Пришлось потрудиться, но, в конце концов, мне удалось ослабить завязки и с наслаждением вздохнуть. Все-таки, быть леди — это не моё.

— К черту, — решительно выругалась я и отшвырнула подальше туфли, сдернула с ног чулки, а еще через десять минут мне, наконец, удалось выбраться из тесного наряда, оставшись в том, что у сидхе считалось нижним бельем, а в привычном для меня понимании являлось самостоятельной одеждой. Разорвав тонкую длинную белую юбку с двух сторон, я широким шагом направилась к окну, по дороге прихватив кресло. Правда, при этом чуть не вывихнув себе плечо, потому что кресло оказалось неожиданно тяжелым. Слишком тяжелым, тяжелее, чем можно было представить, глядя на него со стороны.

Поудобнее перехватив кресло обеими руками, я продолжила свой путь к единственному, как мне казалось, выходу из этого логова всех местных сумасшедших. Только уже не уверенной широкой походкой, а ковыляя, словно уставший муравьед, путаясь в собственных ногах и натыкаясь на мебель.

Не дойдя двух шагов до своей цели, я остановилась, сдула с лица прядь волос, которые так старательно уложила Боня отерла пот со лба, глубоко вздохнула, покрепче вцепила в кресло и…размахнувшись, отправила его прямиком в окно.

Раздался грохот, звон, треск защитного заклятия на окне, которое тут же вспыхнуло ярко-фиолетовым огнем. Но видимо тот, кто накладывал магию учитывал исключительно возможную угрозу из вне. Или же никто не додумался сделать защиту от кресла, кто знает. Но прием сработал, хотя не успела я порадоваться, как двери вновь распахнулись и в комнату ввалились мои охранники с мечами наизготовку. Черт, забыла про них. Надо было предварительно подпереть дверь. Но единственное, чем это можно было сделать — диваном, а он, скорее всего, тяжелее, чем кресло раз в пятьсот. И мне понадобилось бы несколько часов просто на то, чтобы дотащить его до двери. Несколько часов и пара литров вискаря.

— Ой, здрасьте! — выдала я, переводя взгляд с одного голого торса на другой. Не то, чтобы меня впечатлили мышцы, хотя там было чему впечатлиться, а скорее кровавые брызги и несколько таких же кровавых разводов на гладкой коже. Об их происхождении не трудно было догадаться, ведь на самих воинах не было и царапины.

Я медленно склонила корпус вправо, чтобы заглянуть за спины бравых бойцов. То, что я увидела в зале, где еще несколько минут назад плясали задорные дамочки и разносили напитки официанты меня не порадовало. А кого порадует груда мертвых тел, порубленных словно на салат и кровавые ошметки чего-то, подозрительно похожего на вырванные внутренности?

— А я думала, где вы? А вы тут, оказывается, — пробормотала я, стараясь сдержать тошноту от вида кровоточащих кусков мяса.

— Вам следует оставаться на месте, ис-рейна, — сурово проговорил тот, которого Альмод представил, как Киана. — Опасность еще не миновала, вы не должны покидать эту комнату.

— Папа с сыном покинули и ничего, — резонно заметила я, перестав пялиться на трупы, коих я в своей жизни повидала даже больше, чем живых людей. Но почему-то вид именно этих, грубо порубленных существ, вверг меня в какое-то странное потрясение. Может быть, потому что в моем мире чаще использовали огнестрельное оружие, а не сказочные тесаки?

— Король и ис-радай внизу, сражаются с напавшим