class="p1">Арбалет был невелик, очень удобен и был лёгок в перезарядке, и к тому же очень красив, а хитрые халумарские болты, при натяжке на самую дальнюю защёлку, в упор пробивали почти любой доспех, кроме цельнокованой кирасы. Но кираса есть далеко не у всех, а всякий сброд зачастую ничего лучше стёганок не имеет, а с ними болты управляются запросто.

Аврора улыбнулась, подхватила и перекинула через левое плечо лямки большого мешка и глянула в большое и очень дорогое зеркало, повешенное на стену неподалёку. Потом поправила воротник и усмехнулась. На кирасе даже был отгравирован шов, изображающий Материнский Отворот с ненастоящими, а сделанными для красоты кожаными ремешками-застёжками. Ибо традиция требует, чтоб перед дальним походом отцы подносили грудных детей матерям, и те, открыв глубокий ворот, напоследок кормили младенцев. Кто-то соблюдает традицию, кто-то нет, но Аврора о детях пока не думала — сперва надо добиться положения в обществе, купить дом, нанять слуг. А на одну ночь ловеласов можно и в увеселительных заведениях поискать. Что до материнского ворота — все так носят, и без него не принято.

А вот Виктория соблюдает. И её муженёк — тоже.

Себя же Аврора пока что не представляла матерью, хотя от благочинного муженька с благородными корнями бы не отказалась, и хорошо бы с богатым приданым. Да где таких взять? Разве что при дворе, а туда ещё попасть надо, и вот для этого и нужны рекомендательные грамоты.

Получит грамоты, будет и муженёк, и почётная должность, и достаток.

Но время не ждёт, барон зовёт, и девушка из рода да Вульпа под неодобрительный взгляд «динвального» схватила с кровати большую белую подушку, добавив её к коллекции халумарских трофеев, и вышла с ней под мышкой на улицу.

Процессия была большой. Во главе стояла тяжёлая, принадлежащая барону карета, запряжённая шестёркой тяговых быков. На низком облучке громоздился большой ящик, поверх которого прикреплена сидушка для возницы. А на задней подножке сидела девчонка-ведьмочка, прижимая к себе сделанный из обычной мешковины увесистый узелок. Барон и в самом деле весьма необычен, раз побрал эту замарашку. Но не её это, то бишь Авроры, дело лезть в причуды нанимателя.

За баронской каретой стояла повозка с большим, обитым жестяными полосами сундуком во всю телегу, за ней вереница из трёх крытых повозок по два быка каждая. В конце стояли бочка для воды на колёсиках, с одним бычком в упряжи и бочка с дурно пахнущим халумарским бизином. Среди всего этого особо выделялся обитый жестью и запертый на большие халумарские замки и опечатанный сургучом, сундук на колёсах.

Рядом с вереницей вокруг безземельной, безгербовой и ярко вырядившейся, как ланскнехтка, рыцарки, в коей Аврора узнала рассказчицу охотничьих баек, собралась большая ватага. Все солдатки, кроме пятёрки из ближнего круга рыцарки, были в кирасах и добротных шлемах-шапелях. И даже возницы одеты в серые гамбезоны с кольчужными капюшонами, к которым сверху пришиты шлемы-назатыльники, похожие на небольшие чашечки для бульона. Чтоб, значит, дубинкой голову не пробило.

А те пятеро одеты в четвертные доспехи — кирасы, горжеты с высокими воротниками, составные наплечники до локтей, сложные набедренники и хорошие шлемы с забралами. И по перчаткам было видно, кто из них натасканная на мушкетоны и пистоли возница, а кто допельзольдерка, обученная работе двуручным мечом и двуручным чеканом. Там же стояли лёгкие, но упичканные доверху оружием колесницы, и даже на бычках имелись попоны из халумарского «каль… кав… кавлара», мудрёное, однако, слово.

Допельзольдерки, чуть что, должны завязать бой и дождаться, когда подойдут остальные.

Впрочем, рыцарка, закованная в полный доспех, и с неплохим шлемом, на котором красовалось большое страусовое перо, тоже должна передвигалась на колеснице.

И эта самодовольная падаль посмела накинуть на левый наплечник лисью шкуру и при этом ухмыляться, глядя в сторону рыжей баронеты, словно с неё самой сняла, а не со зверя. Аврору от этого чуть не перекосило, как от кислых лимонов.

— Ну, мы ещё посмотрим, кто кого, — прошептала девушка и отвела взгляд, потому как не время для мести.

И взгляд упал на скромно стоящую в сторонке повозку сестры Стефани — младшей жрицы пресветлой Тауриссы. Барон ругался в своей келье чёрными словами, узнав, что эта особа поедет с ним, но потом открыл бутылку южноморского вина, выхлебал всю до капли и со странной халумарской присказкой «хренсней» решил, что будь что будет.

И, конечно, имелись собаки, но то не здоровые мастифы-людожоры, а четвёрка неугомонных охотничьих псин, что с лаем носились по площадке перед казармой, пугая халумари.

— По местам! — заорала горластая рыцарка, закончив раздавать указания.

— По местам! — хрипло завторила ей сержантка.

«И почему сержантки все хриплые?» — усмехнулась Аврора. Вот, все до единой, кого встречала. Даже у матушки была горлопанка.

Но надо отдать должное, отряд был знатно вышколен. Возничие быстро повскакивали на облучки, солдатки попрыгали в фургоны поверх мешков и ящиков, по пять в каждую. Итого пятнадцать пеших, шесть колесничих и семь возниц, наверняка тоже обученных оружию.

Но тронулись не сразу, ибо господин барон долго что-то объяснял племяннику, показывая то на сундук на колёсах, то на стоящего рядом с ним ещё одного халумари лет тридцати пяти со светлыми-пресветлыми волосами, одетого как средней руки горожанин, разве что ткань была пятнисто-зелёная. А после беседы, когда господин Дмитрий и его провожатый залезли внутрь кареты, барон поискал взглядом Аврору и кивком указал на повозку.

Рыжая баронета быстро подошла к карете, скинула с плеча мешок и зашвырнула его наверх — на крышу. Следом забросила подушку и арбалет. А потом и сама взобралась, устроившись позади возницы на мягонькой-премягонькой подушечке. Вот умеют же халумари делать удобные вещи.

Вскоре барон важно махнул рукой.

— В путь! — закричала рыцарка, и вереница тронулась.

* * *

— Будем знакомы, командир, — заговорил, как немного отъехали от КПП, сидящий напротив Дмитрия прапорщик и протянул пятерню. — Степан Степаныч Сизов.

Дмитрий пожал ему руку и откинулся на спинку кресла. Ночь сборов была тяжёлая — то перепроверь, сё пересмотри, здесь дозасунь в сумку. Пять раз бегал на склад, получая всякие мелочи, а перегруженный мозг, несмотря на резь в красных глазах и тяжесть в голове, отказывался уходить в сон. Потому капитан молча слушал своего коллегу, даже не задавая вопросов по субординации и прочему. К тому же ещё с лейтенантских лет уяснил, что хорошего прапора одёргивать нужно лишь изредка, когда уйдёт в штопор запоя или начнёт слишком часто таскать домой казённую